Штурман, Фурман, Авербах - Все навязло на зубах…
Учишь их, а потом они мотают за кордон…
Борька замигал растерянно, беззащитно.
У Феди мысли перетряхнулись в голове, вспомнились речи взрослых, беседы по телику. Он взял Бориса за рукав.
— Борь, айда отсюда… — И уже через плечо выдал дембилю: — Между прочим, есть еще одна национальность, международная. Фашисты называется…
— Ах ты… — зашипел тот, срывая полотенце. — Инна Андреевна, из какой они школы?
— Между прочим, из советской, — сказал Федя.
Уже на улице Борис виновато объяснил:
— Ты не думай, что я испугался ему ответить… Я просто не знал как… Потому что папа еврей, а мама у него русская. А у моей мамы отец был молдаванин, а ее мама — украинка. Баба Оксана… А меня никогда даже не спрашивали, кто я… А тут… этот…
Федя вспомнил, что в первом классе был у них Сашка Гринберг, славный такой, смирный, а потом вдруг сказали, что он с родителями уехал в Израиль…
— Борька! — Федю тряхнуло мгновенным страхом. — А вы не уедете? Ну… туда…
— Фиг! — серьезно сказал Борис. — Папе один раз намекнули, так он мебель поломал.
Папа Штурман был огромен и рыж. Он работал бригадиром слесарей-ремонтников в автобусном парке. Там-то на собрании (как узнал Федя впоследствии) и случилась эта история. Слесари требовали сделать субботу нерабочим днем. Дирекция возражала, бригадир Штурман, в свою очередь, отстаивал интересы своего коллектива: мы, мол, как все нормальные люди, имеем право на два выходных в неделю. Тут встал какой-то вертлявый тип и начал распространяться, что надо думать о выгоде всего автохозяйства, а любовь к нерабочей субботе — это вообще дело подозрительное. Знаем, от кого идет, от какой религии. Если, говорит, очень уж кому приспичило чтить день субботний, пускай едет в известную страну…
Он не договорил. Кулак папы Штурмана, похожий на веснушчатый арбуз, описал дугу и грянул о трибуну, на которой бригадир как раз находился. Верхняя доска от этого канула в трибунные недра, боковые стенки расселись, словно картонные, а передняя — с эмблемой из колеса с крылышками — дала продольную трещину. Голосом, от которого выгнулись наружу оконные стекла, папа Штурман пообещал:
— Я тебе … … … сейчас покажу дорогу не в ту страну, а в … … … и ты побежишь у меня туда, как наскипидаренная … … … .
Вертлявого оратора унесло в угол потоком воздуха и хохотом слесарей и водителей. Над трибуной клубилась пыль.
— Милиция-а-а! — верещала секретарша директора.
— Зови, зови милицию, — добродушно согласился папа Штурман. — У меня, между прочим, неприкосновенность, я депутат горсовета…
Потом Борис показывал Феде газету-многотиражку, издававшуюся в автохозяйстве. Там была статья с очень длинным названием: "Александр Македонский тоже был неплохим бригадиром, но зачем же трибуны ломать?" Впрочем, упрек за трибуну был единственный в этой статье. В основном же позиция бригадира Штурмана признавалась обоснованной, а чиновники из аппарата подвергались всяческой критике.
Трибуну папа Штурман починил. Подумаешь, работа! Он был мастер на все руки. И Борис научился у него многому. Недаром Федя многократно говорил Оле:
— Вот приедет Борис, он тут у нас все наладит…
Борис прибежал утром, когда Федя и Степка еле продрали глаза. Степка завизжал и облапил Борьку за шею.
— Спасите, душат! — сказал Борис. — Ты чем это мне пузо царапаешь, террорист?
— Это пряжка! У меня день рождения был, Федя подарил от него и от тебя. Правильно?
— Само собой, — подтвердил Борис, потирая под белой футболкой живот. — А я тебе еще один подарок привез. Вот… — Он полез в карман на новеньких, еще хрустящих шортах из серой плащевой ткани. И вытащил пластмассовый пистолет. Щелк — из ствола выскочила клоунская головка, закачалась на пружинке.
Степка опять взвизгнул. И умчался хвастаться подарком.
— Наплавался, значит, — сказал Федя Борису. — Ну и как?
— Интересно. Столько всего насмотрелись, даже каша в голове. Здорово… Только потом уже домой хотелось… И погода еще фиговая, от Ленинграда до Ульяновска — везде холод. И в Москве дожди. А сюда приехали — будто Африка. Первый раз оделся по-летнему, как нормальный человек…
— А я тут ни разу не искупался даже. Мать говорит: вот приедет Борис, тогда пожалуйста… Тебе полное доверие.
