После этого он попросил Марию прислушаться к просьбам прибавить титул «Мать королевства» к славному имени Мать короля.
Если в начале речи дю Плесси в зале стоял сильный гул, то к концу он значительно ослаб – епископ не только сумел овладеть всеобщим вниманием, но и заслужил дружные аплодисменты.
В ответной речи Людовик XIII поблагодарил депутатов за их усилия и обещал обратить самое пристальное внимание на поднятые вопросы.
Большая часть депутатов третьего сословия хотела дождаться конкретных решений, но им было приказано возвращаться домой. Правительство объяснило, что подготовка законопроектов займет много времени. Не говорить же «черни», что Генеральные штаты созывались не для того, чтобы провести реформы, а лишь для срыва планов принца де Конде и одобрения политики Марии Медичи.
«Эти Генеральные Штаты закончились, как и начались. Собрались они под благовидными предлогами, без какого-либо намерения извлечь выгоду для короля и народа, работа их оказалась бесплодной, вся эта ассамблея имела следствием лишь обременение провинции податью, которую следовало платить ее депутатам, а также показала всем, что недостаточно знать болезнь, если отсутствует воля излечить от нее»112.
* * *
После закрытия Генеральных штатов молодой епископ Люсонский (ему было тридцать лет), хорошо зная, какое неотразимое впечатление произвела его речь на тщеславную королеву, начал всеми способами пробиваться ко двору.
Прежде всего он нашел человека, представившего его Леоноре Галигаи, о могуществе которой был прекрасно осведомлен.
Познакомившись, он начал ухаживать за ней и даже, как уверяют некоторые, стал ее любовником. Впрочем, это, скорее, выдумка, ибо подобная активность могла закончиться для епископа не самым лучшим образом.
Тем временем Мария Медичи приказала схватить мятежного принца де Конде и заключить его в тюрьму. Произошло это так.
Ничего не подозревавшего принца де Конде пригласили на заседание Государственного совета. Мария, уже обо всем договорившаяся с Кончини и Галигаи, заметно нервничала с самого утра.
– Где же он, этот ваш надежный человек, которого вы мне рекомендовали? Что-то он не торопится…
– Он будет с минуты на минуту, мадам.
– А он и вправду достаточно амбициозен и смел? Не отступится в последний момент?
– Можете нам поверить, Ваше Величество, он и смел, и амбициозен. Даже сверх всякой меры. И он сделает все так, как мы ему велели, в лучшем виде.
– А как его имя, напомните еще раз…
– Понс де Лозьер, маркиз де Темин.
– Ну и где же он, этот ваш маркиз де Темин?
Наконец человек, которого все так ждали, появился. Он был уже немолод, но держался уверенно и сразу понравился королеве.
– Я ждала вас с нетерпением, – сказала она. – Заседание скоро откроется. При вас есть смелые и надежные люди, господин де Темин?
– Конечно, мадам, я взял с собой двух своих сыновей. Смелее и надежнее людей не сыскать во всем королевстве.
Мария величественно протянула ему руку для поцелуя, а потом удалилась. Детали намеченного ее не интересовали, а за результат отвечали Кончино Кончини и Леонора Галигаи.
Вскоре со двора раздался шум и громкие крики:
– Да здравствует господин принц! Да здравствует Генрих де Конде!
Леонора Галигаи подошла к окну и злобно процедила сквозь зубы:
– Он ведет себя, словно уже король Франции. Ну, ничего, пусть потешит свое самолюбие, осталось недолго…
Мария, находясь в своем кабинете, тоже услышала крики и сказала своим сыновьям Людовику и Гастону:
– Молитесь Богу, чтобы Он помог нам. С сегодняшнего дня можно будет править спокойно. Через час принц де Конде будет в Бастилии.
– Может быть, то, что вы затеваете… – неуверенно начал Людовик, но тут же осекся под гневным взглядом матери. – Господин де Люинь сказал мне, что персона принца крови неприкосновенна. Но, раз так надо, раз вы этого хотите, что ж, я тоже этого хочу…
– Ваш де Люинь, мой дорогой сын, черт знает что говорит. Не забывайте, принц – ваш враг, и у него полно сторонников, которые только и мечтают, чтобы лишить вас короны. – После признания Людовика совершеннолетним Мария обращалась к сыну исключительно на «вы».
– Возможно, вы и правы, – пожав плечами, пробормотал Людовик.
– Я уже почти научился владеть шпагой! – воскликнул восьмилетний Гастон. – Когда я вырасту, сделайте меня маршалом, и я буду отвечать за безопасность в королевстве! Уж тогда наши враги и носа не посмеют высунуть из своих нор!
– Но… надеюсь, его все-таки не убьют… – пробормотал Людовик, имея в виду принца.
– Перестаньте, никто никого не собирается убивать! – возмущенно повысила голос Мария. – Просто мы должны нейтрализовать своих врагов. Иначе они нейтрализуют нас. Или вы этого и добиваетесь, несносный мальчишка?
А принц де Конде уже шел по галереям Лувра к залу, где должно было проходить заседание Государственного совета.
Когда он увидел маркиза де Темина, двинувшегося к нему наперерез, он ничего не заподозрил. Ну, мало ли чего хочет этот человек… Но когда с другой стороны к нему направились два плечистых сына маркиза, принц растерялся. Сообразив наконец, что происходит нечто ряда вон выходящее, он попытался оказать сопротивление, но его схватили за руки и отобрали шпагу.
Попавший в ловушку принц де Конде был выведен из дворца и препровожден в заранее подготовленную камеру в Бастилии.
К обеду маркиз де Темин вернулся в Лувр и доложил о выполнении порученного ему задания. Впервые за последнее время Мария почувствовала себя по-настоящему счастливой. В порыве чувств она обнимала Гастона и Леонору, и всем было понятно, что она снова полна радужных надежд. Близкие к ней придворные поздравляли ее, словно она только что одержала победу из побед. Да она и выглядела как настоящая победительница.
Повернувшись к Людовику, Мария сказала:
– Вот, сын мой, взгляните! Перед вами храбрый господин де Темин! Он только что спас нас от грозившей нам опасности! Не желаете ли вы что-нибудь сделать для него в знак признательности? Он, например, еще не маршал Франции…
– Приветствую вас, господин маршал, – вяло ответил король. – Через час я подпишу соответствующий указ.
* * *
Новость об аресте принца де Конде распостранилась по Парижу мгновенно.
В своих «Мемуарах» Арман Жан дю Плесси пишет:
«Сразу после ареста господина принца большая толпа дворян явилась в Лувр, стараясь попасться на глаза Их Величествам и засвидетельствовать им свою верность. Кто-то поступал искренне, кто-то – исходя из совершенно иных намерений, однако не было ни одного человека, кто не одобрил бы поступка Ее Величества. Многие уверяли, что завидуют счастливой судьбе господина де Темина, коему довелось принять участие в осуществлении сего замысла; однако на самом деле двор был настолько развращен, что трудно было найти кого-то, действительно готового спасти государство своей верностью и мужеством»113.
