— Что-то не так?
— Голова немного закружилась. — Она хватала ртом воздух. — Ключ в сумочке. Открой, пожалуйста.
Без сил она оперлась на его плечо. И мысленно ругала себя. С беременностью ее физическое состояние сразу и заметно ухудшилось. «Я должна больше думать о ребенке. Я должна…»
Ноги вдруг подкосились… Никос мгновенно подхватил ее на руки и внес в квартиру. Отыскал спальню и положил на кровать.
— Может быть, я вызову врача?
Виола слабо помотала головой. Потом ладонью похлопала по кровати рядом с собой:
— Спасибо. Просто немножко посиди со мной.
Она вдруг почувствовала себя слабой и беспомощной, так что, когда он действительно сел рядом и взял ее руку, чуть не заплакала.
— С тобой мне так хорошо, — прошептала она. На нее навалилась невероятная усталость. Вряд ли он понял ее. Она закрыла глаза.
Виола не знала, сколько времени она проспала. Теплое счастье разлилось внутри, когда она ощутила Никоса рядом. Прижавшись друг к другу, они лежали на той самой кровати, где после Корфу она все ночи мечтала о нем.
Она счастливо вздохнула.
Никос нежно играл с ее рыжими локонами. Он терпеливо ждал, пока она проснется. Она была такая трогательная. Еще ни к одной женщине он не испытывал таких чувств — он хотел рядом с ней состариться! Немыслимо!
И как он мог решиться на такое безумие — покинуть ее. Дивную, златокудрую. С тем же успехом он мог бы расстаться с собственной душой.
— Я люблю тебя. — Слова сами слетели с его губ.
Виола недоверчиво открыла глаза. Она не ослышалась? Он сказал, что любит ее? Но это ведь не может быть правдой! Почему же тогда он бросил ее на Корфу?
Она обвила рукой его голову и мягко притянула к себе.
— Скажи это еще раз.
— Я люблю тебя. До умопомрачения. — Он нежно поцеловал ее губы.
Такой знакомый, только его запах. Тысячи километров отделяли их от Корфу, но его колдовство продолжало быть с ними. На миг Виола даже уверилась, что слышит шум морских волн.
«Никогда не целуй вора. Он украдет твое сердце».
Улыбаясь, Виола схватила ртом его нижнюю губу и принялась ее чуть-чуть покусывать. Он подхватил ее игру. Но потом целоваться им сделалось уже недостаточно. В два мгновения их одежда осталась лежать на полу.
Никос положил руку на ее грудь. Она показалась ему полнее, чем в воспоминаниях. Но мысль ускользнула, стоило Виоле призывно и доверчиво изогнуться к нему. Он гладил шелковистую кожу ее тела. Ему нравилось ее трогать. Ничтожной упрямой частицей сознания он все еще надеялся, что благодаря разлуке он освободился от дурмана по имени Виола. Куда там! Он все так же — неистово и нестерпимо — продолжал ее желать.
Никос хотел Виолу, как и прежде, на Корфу. И она была все той же — покорной, требовательной, обольстительной и прекрасной. Неутомимой и неизведанной. Объятия они разжали, только когда уже силы полностью оставили их.
— Об этом я мечтал каждую ночь, — выдохнул Никос.
— Я боялась, что никогда тебя не увижу. — Виола уткнулась разгоряченным лицом в сгиб его локтя.
«Зачем мы говорим друг с другом? Мы понимаем друг друга без слов».
Они молча лежали бок о бок. Кажется, прошла целая вечность.
— Я тоже тебя люблю, Никос. Очень. — Она произнесла это так тихо, что он едва смог разобрать.
С облегчением он поцеловал ее шею, затем лоб, рот. Он осыпал ее поцелуями, целым дождем поцелуев. До тех пор, пока она со смехом не взмолилась о том, чтобы перевести дух.
— Ты делаешь меня самым счастливым человеком на свете, Виола. Я так боялся, что ты не сможешь полюбить меня. Меня, самого обычного вора.
К ужасу Никоса, Виола окаменела в его объятиях. Он лихорадочно снова принялся осыпать ее поцелуями. Наконец она рассмеялась и, к его великому облегчению, сказала:
— Я сделаю все, чтобы всегда быть с тобой. При одном условии.
Он слегка отстранился:
— Какое такое условие?
— Ты добровольно сдашься полиции и отсидишь свой срок. Я буду тебя ждать. А потом у нас обоих начнется новая жизнь.
Несколько секунд он лишь ошеломленно смотрел на нее. Потом запрокинул голову и смеялся до тех пор, пока у него не выступили слезы.
Виола не могла объяснить себе причины такого веселья. Или таким образом он дал ей понять, что честная жизнь настолько для него невозможна, что просто смешно? Она обиженно завернулась в одеяло и хотела было встать из кровати, но он схватил ее за запястье и потянул обратно.
— Подожди, пожалуйста. Я должен тебе кое-что сказать.
— Сгораю от любопытства.
— Я не тот, за кого ты меня принимаешь.
Виола побледнела. Фразы такого рода ей знакомы по детективным сериалам. Впрочем, что еще он может сказать? С вором, который раскаялся и отбыл свой срок, жить она бы смогла. Но у нее жесткие моральные принципы. Она не пойдет ни на какие другие уступки ему.
— Я не рыбак и уж тем более не вор. Мое полное имя Никос Пападиполос. Моя семья — одна из богатейших семей Греции, так что воровать мне совсем нет нужды.
Предвкушая ее реакцию, он смотрел на нее. Он так и предполагал. Дар речи она утратит. А потом бросится ему на шею, не в состоянии поверить в собственное счастье.
Виола действительно оглушенно молчала. Ей нужно было время, чтобы осмыслить сказанное.
— Ты… богат? — нерешительно спросила она.
— Даже катастрофически. Тебе теперь никогда не придется больше работать. Рядом со мной ты сможешь вести беззаботную жизнь, ты…
— Убирайся!
— Что, прости?
— Я сказала — убирайся. Вон из моей квартиры, и немедленно. Я не желаю тебя никогда больше видеть.
Никос пятерней откинул волосы.
— Ты, кажется, не поняла, что я тебе сказал? Я не вор.
— Лучше честный вор, чем бесчестный миллионер.
— Миллиардер, — машинально поправил он.
— Убирайся!
Виола босиком побежала в ванную и заперлась там.
Это было за гранью его понимания. Его выставила та, к ногам которой он сейчас положил свою любовь, свою известность и свое богатство! Свою свободу! Та, которую он так желал и которая любит его, любит, он это чувствует! Вот уж действительно неизведанная! Он в ярости натянул брюки и застегнул рубашку.
— Попроси меня остаться! Или никогда больше не увидишь меня!
— Катись ты к черту, миллионер!
— Я не способен этого понять! — орал в телефон Никос. — Мы любим друг друга! Я богат! Чего ей еще нужно?!
Бригитта нажала кнопку громкой связи, чтобы Димитриос тоже мог следить за разговором. Тот прикрывал рот рукой, чтобы не захохотать в голос.
