Я впервые отправился в путешествие на автобусе. Впервые ехал в горы. Впервые должен был встать на лыжи. Страх перед лыжами портил мне всю поездку.
Рафаэль сидел рядом и читал «Астерикса»[13]. «Галла Астерикса». Интересно, почему французы отождествили себя с этим усачом, чья единственная доблесть — пить волшебный напиток? Маленькая деревенька сопротивляется куче злодеев. Смешно.
— Ты уже ездил на таком автобусе? — спросил Рафаэль.
— Да. А ты? Нет?
— Ездил, ездил, — поспешно ответил он.
— И что тогда?
— Ничего. Не знаю этой песни.
Интересно, покраснел я или нет? Иногда я краснею и выдаю себя.
— Брось, она дурацкая.
Я согласился, кивнув. Мне очень хотелось задать еще один вопрос, но я пока не решался.
Рафаэль меня от него избавил, сказав:
— А я, представляешь, никогда не катался на лыжах.
Мне показалось, что окна в автобусе распахнулись и на меня повеяло свежим воздухом.
Да вообще-то многие из нас не катались. Новичков можно узнать сразу — джинсы, кроссовки, куртки или лыжные костюмы, но слишком просторные или слишком тесные, явно с чужого плеча. И они так же недоверчиво смотрят на хвастунов в складных костюмчиках, которые показывают свои «звездочки» и «снежинки» и рассказывают, за что их получили. Черт! С ума от них сойдешь!
— В общем, думаю, это нетрудно! Скользишь себе на двух досочках! Но спорт дурацкий, мне кажется!
Спасибо Рафаэлю, он искренне высказал наше отношение к лыжам.
Мы вышли из автобуса, и у меня закружилась голова. Я не ждал увидеть такой белизны и такого простора. Свет слепил глаза. Ледяной воздух обжигал губы и легкие.
— С ума сойти, до чего красиво! — воскликнул Рафаэль, чувствуя то же, что и я.
Минута смятения миновала, и меня охватила эйфория. Я готов был бежать, кинуться на снег, кататься по нему, даже попробовать его на вкус.
Пункт проката. Рафаэль и я обменялись смешливыми взглядами, обозрев свои ботинки. А когда попробовали идти, то в голос расхохотались. И тут же прикрыли рты — не хотели, чтобы приняли за новичков-дурачков.
— Кто умеет кататься, становитесь справа, кто не умеет — слева! — скомандовал тренер.
На короткую секунду новички заколебались. Решали непростое уравнение, где в левой части отвага и вранье, а в правой — риск. Я посмотрел на трассу, на все петли и повороты и вопросительно уставился на Рафаэля. Похоже, и он не знал, на что решиться. Но вот первый новичок встал слева от тренера, и к нему сразу же присоединилось еще несколько ребят. Мы тоже уже было собрались влиться в команду здравого смысла, но тут Александр заорал во все горло:
— Не бойтесь, девчонки! Сейчас получите санки!
И мы с Рафаэлем решительно надели лыжи, а тренер сразу дал нам несколько советов, как держаться на первых порах.
Родители не хотели, чтобы я ехал кататься на лыжах. Во-первых, им было непонятно, с чего вдруг школа озаботилась такой экскурсией. Школа, она для ученья, а не для забав. Во-вторых, они беспокоились, как бы со мной чего не случилось. И в-третьих, хоть плата за поездку была невелика, для них она была лишним расходом.
Но я настаивал: поедет весь класс! Я что, один буду сидеть в школе?
И еще я приврал: мы не будем кататься на лыжах, только на санках, и потом будем изучать растения и снег, такое нам дали задание.
В конце концов родители согласились.
И теперь страстное желание улетучилось, и я боялся оскандалиться.
Зато когда надел лыжи, страх пропал. Мы все выглядели очень смешными! Кто-то сразу не сумел удержать равновесие, заскользил назад, шлепнулся и не мог подняться, все радостно засмеялись.
Мы с Рафаэлем держались рядышком и надрывались от хохота. Смеялись друг над другом, над своими неуклюжими движениями, нерешительностью, падениями.
Становиться французом нелегко, но весело!
Мы едва ковыляли, когда дружок Александра промчался мимо нас, обдав облаком снежной пыли.
— Завязли, вруны?! — крикнул он.
Я мигом слепил снежок и запустил в него. Попал прямо в затылок. Он не ждал такого, поскользнулся и завалился. Мы застыли от неожиданности, следя, как он там барахтается. Потом снова расхохотались. Слезы текли у нас из глаз и застывали на щеках от холода.
Смех, наше общее неумение еще крепче нас подружили.
Рафаэль
— Рафаэль, вставай! Пора!
Чего бы я ни отдал, чтобы понежиться еще в постельке в это темное декабрьское утро!
Но делать нечего! Папа не уйдет из комнаты, пока я не вылезу из-под одеяла.
Я открыл глаза. Жюльен издевательски мне улыбался из своей кровати. Эту улыбочку мы позаимствовали из фильма Джерри Льюиса[14] и достаем ею друг друга за спиной родителей. Она означает объявление войны. Братишка, как видно, проснулся немного раньше и с радостью ждал, когда мы с папой начнем с ним возиться. Но мне неохота сегодня возиться, нет даже сил вылезать из-под одеяла, и я решаюсь на диверсию.
— Пап, у меня живот болит!
— Знаешь что! Пойдешь у тебя на поводу, так ко дню бар-мицвы ты одни рецепты выучишь!
У отца тон, не терпящий пререканий. Он непоколебим.
Братишка улыбается еще ехиднее: что, получил? Шах и мат! И тоже получает. Я швыряю в него тапочку. Он отклоняет голову и мигом зарывается в одеяло.
А я со злобным ворчанием поднимаюсь. Как же мне холодно! Весь дрожу.
Я терпеть не могу Талмуд-Тору, подниматься с утра пораньше в воскресенье, тащиться по пустынным холодным улицам, представляя, как мои приятели сладко спят в тепле…
Но не только усталость, холод, желание спать мешают мне бодро шагать — во мне растет ощущение гнетущей пустоты, и я безнадежно застываю в девять часов утра перед тяжелой деревянной дверью. Стою и не шевелюсь, делая вид, что у меня есть выбор, что я могу уйти. Как бы мне хотелось превратиться в супергероя, взлететь и снова оказаться в теплой постели! Я сосредоточиваюсь, напрягаю все свои силы, набираю в грудь воздуха и… вхожу.
На самом деле я кажусь себе статистом в любительском фильме, сценария которого не понимаю. Между нами говоря, ходить в школу, где изучают Тору, — все равно что участвовать в фильме, изображающем настоящую школьную жизнь. Здесь, как в обычной школе, классы, только поменьше. Учитель? Раввин и его помощники, сын или дочь. Школьное оборудование? Рваные книги, мятые тетради, изгрызенные ручки. За отсутствием педагогической методики псевдоучитель всегда взывает к авторитету, настолько великому, что у нас должна сразу отпасть охота спорить или дремать. Занятия беспорядочные, они меня только расстраивают. И мне кажется, что с их помощью я вряд ли укреплюсь в национальном самосознании. С чтением у меня никак не ладится, путаю буквы, не могу понять, какой каждой из них соответствует звук. И верх нелепости — не понимаю смысла того, что читаю. В общем, учу не язык, а только как что произносится.
