Согласно пункту десятому 58-й статьи, преследованию подвергались «пропаганда или агитация, содержавшие призыв к свержению или ослаблению Советской власти, а равно и распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания». Хорошо известно, что по этому пункту политической статьи сажали и за анекдот, и за песенку, и за частушку, и за простой разговор, и за личное письмо, и за дневник и т. д.
Пункт одиннадцатый той же статьи являлся отягощающим обстоятельством ко всем предыдущим, если упомянутые деяния совершались не в одиночку, а хотя бы даже вдвоём или втроём (участвовали в разговоре, пели вместе, переписывались между собой и прочее) — тогда это была уже организация, что каралось ещё строже.
За перечисленные прегрешения предусматривались меры наказания от низших, как правило, от 3 до 10 лет тюрьмы или лагерей (возможно с конфискацией имущества и с последующим лишением гражданских прав на 3–5 лет) до высшей меры наказания (ВМН) — расстрела. В 1937 году сроки низших мер возросли до 15, 20 и 25 лет, в войну к ВМН было добавлено повешение. Для военнослужащих в Уголовном кодексе предусматривались свои, аналогичные по духу, но ещё более жесткие статьи, усиливавшие меры наказания.
Председателями ВЧК-ГПУ-ОГПУ являлись Ф.Э. Дзержинский (1917–1926) и В.Р. Меньжинский (1926–1934). 10 июля 1934 года постановлением ЦИК СССР на базе ОГПУ был образован Народный комиссариат внутренних дел (НКВД СССР), который возглавил Г.Г. Ягода. Теперь органы госбезопасности (ГБ) стали входить в НКВД в виде Главного управления (ГУ), сохранившего в своём составе основные оперативные подразделения бывшего ОГПУ СССР. Работой Главного управления руководил сам нарком внутренних дел, а поскольку формально должности начальника ГУГБ не существовало, то аппарат госбезопасности, включавший по штатам 1410 человек, возглавлял первый заместитель наркома Я.С. Агранов [Л.23].
Расширялся объём чекистских задач, а потому разбухал управленческий аппарат Полномочного Представителя ОГПУ в Ленинградском военном округе, в результате чего его многочисленным подразделениям, располагавшимся на улице Дзержинского (бывшей Гороховой) стало тесно. В связи с этим по инициативе нового первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) С.М. Кирова в невероятно короткий срок (с весны 1931-го к празднику 7 ноября 1932 года) было сооружено новое административное здание Государственного политического управления, получившее в народе название Большой дом. С 1934 года в связи с образованием Наркомата внутренних дел в этом здании размещалось Ленинградское областное Управление НКВД. В 1950-е годы здесь в качестве начальника объединённого УМВД ЛО привелось работать и моему отцу, тогда уже генерал-лейтенанту Н.К. Богданову.
На основании архивных материалов Ленинградского областного комитета ВКП(б) [А. 18] немного расскажем об обстановке в северо-западном регионе СССР, относящейся к тому времени, когда начинал свою службу в органах госбезопасности молодой чекист Николай Богданов.
15 марта 1929 года (то есть практически в период начала работы Богданова в Череповецком ГПУ) протоколом № 1 на заседании пленума Ленинградского обкома партии было принято решение о конструировании бюро и секретариата обкома, об утверждении секретарей и иные оргвопросы. Бюро было утверждено в количестве 30 человек и 9 кандидатов, а секретариат — 4 человек. Первым секретарём обкома опять утвердили Кирова, вторым секретарём стал М.С. Чудов. Они же вместе с другими товарищами вошли в бюро и секретариат. Как и полагалось, эти решения были направлены в Москву, в ЦК ВКП(б), на верховное утверждение.
Один из важнейших вопросов, который сильнее всего волновал областное партийное руководство в то весеннее время, касался снабжения Ленинграда продовольствием, особенно хлебом. Было решено признать необходимым «ввести норму на хлеб в размере 800 г на человека для рабочих (занятых физическим трудом) и 400 г для служащих и членов семей». Предлагалось произвести «прикрепление всего трудового населения к отдельным пунктам продажи печёного хлеба (по заборным книжкам), причем выбор этих пунктов должен производиться потребителями по их желанию». Кроме того, признавалось необходимым перейти на выдачу сахара «по заборным книжкам в количестве не свыше 1200 г (3 фунта на книжку в месяц)». Для исправления положения с продовольствием обком просил ЦК ВКП(б) «указать Наркомторгу на необходимость самого срочного завоза в Ленинград 1700 тыс. пудов муки» да ещё отпустить «100 тыс. пудов белой муки для выдачи населению к предстоящим первомайским праздникам». В связи с крайне обострившимся положением предлагалось «усилить в ближайшее время завоз картофеля, яиц, жиров, заключить договор на поставку мурманской трески в пределах максимально возможного количества», а также «увеличить заготовку рыбы вообще, особенно дешевых сортов».
Но не хлебом единым жив человек. Главное для большевистской партии — политическая работа. По сообщению непримиримого и беспощадного борца с врагами народа Кирова о внутрипартийных делах очередной пленум обкома констатировал: «Т.т. Бухарин, Рыков и Томский продолжают защищать и проводить свои отличные от линии партии неленинские взгляды на основные вопросы нашей политики». В полном соответствии с большевистским принципом демократического централизма расширенный пленум осудил перечисленных товарищей и потребовал «подчинения воле партии и отказа от их антипартийных взглядов. Нарушение партийной дисциплины нетерпимо в период трудностей, когда требуется величайшее напряжение энергии, выдержки и единства». Участники пленума единогласно считали, что ЦК и ЦКК (Центральная контрольная комиссия) «должны принять решительные меры для пресечения этих фракционных вылазок, не останавливаясь перед выводом из Политбюро тех товарищей, которые особенно упорно и демонстративно игнорируют волю партии и нарушают элементарные требования устава и традиции большевистской партии».
Однако и у себя под носом, в своих отдельных учреждениях, партийная организация Ленинградской области вскрыла «со всей беспощадностью и большевистской прямотой промахи и ошибки, бюрократические язвы, случаи зажима самокритики, искривления классовой линии и оппортунизма в практической работе, которые особенно опасны в момент развёрнутого наступления на капиталистические элементы». В связи с этим в постановлении приняли пункт о том, что должна быть объявлена «суровая борьба с семейственностью, круговой порукой, консерватизмом и неподвижностью».
Как же предлагалось решать эту непростую задачу? Да элементарно: надо только «в месячный срок произвести выдвижение 500 рабочих от станка на руководящую работу, продолжая в дальнейшем более широкое систематическое выдвижение при широком участии самой пролетарской общественности». Кроме того, рабочих от станка привлечь в Бюро жалоб и другие областные, окружные и районные контрольные органы, а также в особую комиссию «для обследования органов прокуратуры и суда».
Необходимо ещё провести «генеральную чистку рядов партии через массовые собрания и печать, обеспечив при этом активное участие, серьёзный и деловой подход к этой кампании как партийцев, так и беспартийных — рабочих, батраков и бедняцко-середняцкого крестьянства». Тем более что в состав проверкомов включено: подпольщиков — 22 %, членов партии с 1917–1919 года — 72 %, по социальному положению рабочих — 86,5 %, рабочих от станка — 50 %.
