Казалось, то, что мы упали с лошадей во время спуска с горы, послужило неким ритуалом инициации в глазах наших спутников, и теперь они почувствовали раскованность, и наше общество их более не стесняло. Наша группа заметно уменьшилась, и пастухи поскакали вместе с нами стремительным аллюром. Каждый вел трех-четырех, а то и пять заводных животных. Сыромятные поводья первой лошади были небрежно завязаны на шее животного слева от нее, а последнее животное в ряду вел всадник, держа уздечку в правой руке. И так, подхваченный водоворотом хорошего настроения, он вместе со своей группой лошадей, скачущей в ряд, несся по лесистой местности во весь опор, огибая препятствия, перескакивая через рытвины, обгоняя товарищей и пропуская вперед другие группы. Мы упорно скакали этим бешеным аллюром милю за милей, останавливаясь только для обязательных пятиминутных перекуров. Была еще одна часовая остановка в середине дня возле гыра пастуха в алом наряде, который распрощался с нами.
Монгольские лошади славятся своей выносливостью, и у них такая репутация, будто ни один наездник не способен их измотать. Для самых лучших лошадей, хорошо отдохнувших и при соответствующем кормлении летом, подобное, может, и до сих пор верно. Благодаря таким животным конница Чингисхана способна была проделывать дневные марши в 70 или 80 миль. Но весной, будучи в неважном состоянии после зимы, наши верховые животные явно сдавали примерно миль через 30 на максимальной скорости. Первым был вынужден остановиться и сменить лошадь Дампилдорж, потом моя лошадь внезапно замедлила бег, будто у нее ноги свинцом налились или кто-то вытащил батарейку. Мы сразу же сделали остановку, седла сняли и переложили на запасных лошадей, а уставшее животное наскоро почистили длинным деревянным скребком. Потом лошадь отпустили, позволив идти за нами в своем темпе, и она рысцой двинулась следом, подобно усталой собаке, бегущей к дому хозяина.
За пять часов мы покрыли расстояние в 35 или 40 миль и к этому времени добрались до места вечерней стоянки. Когда нам оставалось несколько последних миль, навстречу по открытой долине рысью промчался табун лошадей, с любопытством взиравших на чужаков. Они прискакали от ряда гыров, которые в свете послеполуденного солнца блестели на отдаленном склоне холма, подобно коконам тутового шелкопряда. Появившись из впадины, табун застал нас врасплох. Его возглавляли четыре или пять белоснежных животных. Залитые светом солнца позади, они казались пришельцами из другого мира, их копыта едва касались земли, а развевающиеся гривы превращались в переливчатые плюмажи, наподобие гребешков на океанских волнах, сверкающих в солнечных лучах. Позади скакала девочка-монголка, первая кого я увидел среди пастухов-коневодов. Ей могло быть не больше десяти лет от роду: косички подвязаны розовой шифоновой косынкой. Она кружила вокруг табуна, будто скромный ангел, желающий пригнать лошадей своим родителям.
Мы разбили лагерь, и на закате солнца мы с Полом отправились в гости к видневшимся вдалеке гырам. Там было шесть войлочных юрт, а покрышка с седьмой сняли для ремонта. Толстые серые войлоки крыши были сложены на повозке рядом, и то, что я сперва по ошибке принял за запасные деревянные тележные колеса, в действительности оказалось центральным обручем крыши юрты, важнейшей частью остова гыра.
Хозяин, морщинистый пастух за пятьдесят, занимался проверкой решетчатой конструкции боковой стенки своего жилища. Решетку изготавливают из тонких деревянных планок, скрепленных в месте пересечения крошечными сыромятными ремешками, так что всю решетку можно складывать и раскладывать, как аккордеон. Размеры гыра зависят от числа решетчатых секций, которые соединяются друг с другом, образуя невысокую круговую стену. Собрав эту решетчатую стену и поставив раскрашенную деревянную дверь, хозяин брал два тонких столба для крыши и на них устанавливал центральный обруч крыши. Пока он удерживал его ровно, собравшиеся вокруг члены семьи и друзья вставляли длинные тонкие колья крыши в отверстия центрального колеса, чтобы они торчали наружу наподобие спиц гигантского зонтика. Нижние концы спиц просовывали в кожаные петли на верхнем краю решетчатой стены. Затем наступает очередь покрышки гыра. Один слой парусины туго растягивается по крыше, а следом идут толстые подбитые боковые занавеси, которые вешаются на боковины решетчатого остова, образуя изолированную боковую стенку. Потом слой за слоем на крышу укладывают фигурный войлок, число и толщина слоев зависят от времени года и необходимости. Наконец на куполе туго растягивается покрышка из белой парусины, призванная защищать от дождя. Затем остается лишь маленький брезентовый треугольник, с его помощью, управляя веревками снизу, можно открывать и закрывать небольшое дымовое отверстие в верхушке гыра, а также впускать свет и воздух, в зависимости от погоды и направления ветра.
Сегодня большинство монголов предпочитают заказывать новые гыры как готовое изделие у бригад, которые занимаются их изготовлением в коллективных хозяйствах. Делаются гыры в соответствии с заказанным размером, из местных материалов, за исключением брезента для защиты от дождя, который привозят из Советского Союза. Традиционно кочевники изготавливали войлочные покрышки, валяя шерсть в войлок, а для изготовления обрешетки срезали молодые ивовые деревца. Единственным чужеземным материалом была парусина, которую импортировали из Китая.
Чтобы собрать и установить свое жилище, монгольской семье требовалось менее двух часов. По мнению Пржевальского,
для неприхотливого быта номада юрта составляет незаменимое жилище. Ее можно быстро разбирать и переносить на другое место; в то же время она служит достаточной защитой от холода, зноя и непогоды. Действительно, в юрте, в то время когда горит огонь, довольно тепло, даже в самый сильный мороз. На ночь труба закрывается войлочной покрышкой, и огонь гасится; тогда температура в юрте не особенно высока, но все-таки здесь гораздо теплее, нежели в палатке. Летом войлочная оболочка такого жилища отлично защищает от жары и дождей, хотя бы самых проливных.
Как в случае любого монгольского гыра, полусобранная юрта, которую мы с Полом осматривали, была установлена входом на юг, считающийся счастливой стороной света. С решетки свисал еще один талисман, привлекающий удачу, — когти недавно убитого медведя. Монголы — страстные охотники. По официальной оценке, из всего двухмиллионного населения охотой занимаются 50 000 человек, и их официальная добыча составляет ежегодно свыше 3 миллионов голов дичи, но, вероятно, это недооценка. За зверьем охотятся для пропитания, но также и потому, что монголы верят в симпатическую передачу качеств животного человеку. Поедание мяса медведя, как и трофей в виде медвежьих когтей, принесет удачу и придаст отваги. Некоторые убеждения народной медицины, как объяснил нам Док, оставляют мало места для воображения. Импотенцию можно вылечить употреблением в пищу половых органов оленя. Распухшую печень, зубную боль и желудочные недомогания можно излечить, если съесть желчный пузырь тарбагана, или степного сурка. При хроническом несварении желудка нужно употреблять в пищу кишки волка, на том основании, что волк хоть и ест всякую падаль, однако никогда не страдает желудком. Самая же из ряда вон выходящая выдумка состоит в том, что геморрой можно исцелить, добавляя в еду толченую прямую кишку волка, ибо всеядный хищник также обходится и без этого недуга.
