День хвали вечером,Жену, когда она превратилась в прах,Клинок, когда он испытан,Женщину, когда она вышла замуж,Лед, если ты его прошел,Пиво, когда оно выпито.
Всего трогательнее был интерес к нам бедных рыбаков и крестьян и их приветствия. Они часто приводили меня в изумление; я чувствовал, что они следят за нами с большим волнением.
Помню однажды, вблизи Хельгеланда, какая-то старая женщина без конца махала нам платком с голой скалы. Дом ее лежал далеко от берега, под горою.
– Может ли быть, что она машет именно нам? – спросил я стоявшего возле меня лоцмана.
– Да, без сомнения, – ответил он.
– Но как может она знать о нас?
– О, здесь все знают о «Фраме» и обо всем плавании; в каждой избушке знают. И с нетерпением будут ожидать вашего возвращения, будьте уверены, – ответил он.
Поистине ответственную задачу берем мы на себя, раз весь народ с нами. Подумать только: вдруг все окажется заблуждением!
Вечером я садился на палубе и глядел на берег. На мысах и островах рассеяны повсюду одинокие домики. Здесь ведет свою суровую жизнь норвежский народ в борьбе с каменистой почвой, в борьбе с морем.
Этот народ посылает нас в плавание, в великую, полную опасностей неизвестность – тот самый народ, который стоит там в рыбачьих лодках и с изумлением следит, как тяжело нагруженный «Фрам» медленно движется на север. Многие снимают зюйдвестки и кричат «Ура!», другие успевают только посмотреть на нас. Там, на мысе, толпа женщин, которые кричат и кланяются нам, а на море перед нами на нескольких лодках дамы в светлых летних костюмах и мужчины с веслами машут зонтами и платками.
Да, это они нас посылают. Трогательно видеть это. Вряд ли кто из них толком знает, на что жертвовал свои деньги. Быть может, они слыхали, что затевается опасный поход, – но зачем, для какой цели?.. Не обман ли все это?.. И все же их взоры обращены к нашему судну, и в их сознании при виде его мелькает, хотя на мгновение, новый, непостижимый мир, зарождается стремление к чему-то им еще неизвестному…
А здесь на борту люди, покинувшие жен и детей. Сколько боли причинила разлука, какую тоску и лишения таит в себе будущее? И не выгоды прельстили этих людей. Быть может, честь и слава? Но ведь и они могут оказаться невелики. Нет, это еще и по сей день дает ростки все та же жажда подвигов, то же стремление переступить пределы известного, что кипело в этом народе в эпоху саг. Несмотря на всю погоню за хлебом насущным, не такой уж, пожалуй, перевес имеет в жизни народа мысль о выгодах.
Так как время нам было дорого, я не зашел, как предполагал первоначально, в Тронхейм, но остановился в Бейарне, где к нам присоединился Свердруп. Здесь же мы приняли на борт профессора Броггера, провожавшего нас до Тромсё[105].
Наш врач получил здесь три громадных ящика с медикаментами – подарок аптекаря Брунна из Тронхейма.
Потом мы отправились дальше на север вдоль чудного Норланда. В двух местах мы остановились, чтобы взять сушеной рыбы – пищу для собак. Мы прошли мимо Торхаттена, Семи Сестер, Всадника, мимо Ловунена и Трэнена в открытое море, мимо Лофотенских островов[106] и всей прочей красоты. Смелые могучие богатыри один за другим проходили перед нами, один другого величественнее и прекраснее. Это настоящий мир саг, страна грез.
Словно боясь что-либо упустить, мы подвигались очень медленно.
12 июля пришли в Тромсё, где предстояло взять уголь и различное снаряжение: меха, камусы (сапоги из оленьей шерсти[107]), финские каньги (непромокаемые сапоги), альпийскую траву (Sennegrás)[108], сушеное оленье мясо и т. п., запасенные неутомимым другом экспедиции Макком.
Тромсё оказал нам холодный прием. Налетел сильный северо-западный шторм с метелью и градом. Скалы, низменности и крыши домов целый день лежали под снегом. Это был самый неприятный июльский день, когда-либо пережитый мною. Старожилы Тромсё уверяли, что не помнят такого июля. Но, быть может, они говорили это из боязни, чтобы мы не подумали, что у них всегда стоит такая погода; ведь от города, где в Иванов день ходят на лыжах, можно всего ожидать.
На следующий день был завербован новый член нашей экспедиции – Берн Бентсен. Бравый парень. Первоначально он предполагал дойти с нами до Югорского Шара, но потом остался с нами до конца плавания и оказался настоящей находкой. Он был мастером на все руки, всегда жизнерадостным и неутомимым затейником.