– Да, – согласился Набалдян, – по Библии зло появилось после человека и для человека.
– Но мы отвлеклись, – продолжил Доберман – Если рассматривать караван как абсолютное зло, то люди, соприкасающиеся с ним, не могут жить долго.
– Такой неприятный побочный эффект, – усмехнулся Набалдян, – от соприкосновения с абсолютным злом.
– Да уж, такой неприятный эффект, – горько рассмеялся Доберман, – но жизнь этих людей стремиться к нулю. Во всей совокупности решений. А, умирая, человек, выпадает из нашей системы координат.
– Получается, что этот ваш караван, двигаясь по судьбе человека, очень быстро убивает его. Находит другого и опять убивает. Как же он двигается к своей цели? – спросил Набалдян.
– Вот тут слабое место, – вздохнул Доберман. – Можно допустить, что есть определённые люди, которые неподвластны влиянию каравана, но это нарушает всю целостность теории. Ведь кто-то их должен выбирать, и этот кто-то должен всё знать. И если не вводить новые понятия и определения, то ничего, кроме бога, не остаётся, а бог, как мы знаем из той же Библии, категория вне человеческого познания, и науке неподвластна.
– Ну, господин лауреат, что-то вы страшно умное сказали. Думаете, вас поймут? – рассмеялся Набалдян.
Двери кафе распахнулись, и в них ввалилась целая ватага молодёжи: два парня и четыре девицы. Они весело нахамили бармену, погнали официантку с заказами на кухню и, сдвинув пару столов возле окон, принялись рассаживаться и расставлять принесённые с собой бутылки.
Набалдян машинально отметил, что Тани среди них нет.
– О! – воскликнул Доберман, вставая из-за столика и забирая наполовину опустошённую бутылку и стакан. – Моя банда явилась. Выбрались всё-таки из комнат. Похоже, скучно им там стало. Пойду, буду сдерживать, а то устроят тут Содом и Гоморру.
– Послушайте! – воскликнул Набалдян. – А что это за цель? Куда этот ваш караван, это зло, стремится?
– Цель? – обернулся Доберман. – Разве это так важно? И потом, какая может быть цель у нравственной категории? Изменить человека, мир, сделать его лучше или хуже. Главное – изменить…
Он неожиданно вернулся и, наклонившись к Набалдяну, прошептал:
– Послушайте! Пока вся наша философия с её нравственными категориями и моральными иллюзиями не превратится в точную науку, пока не научимся описывать наше мироощущение уравнениями… Вся наша жизнь будет дурно пахнущим шаманством и кровавым любительством.
18 сентября 2010 года
– Эту школу я построил ещё четыре года назад, – сказал Женя, подавая руку Тане и помогая ей выйти из машины. – Они тут открыли какую-то секцию для старшеклассников… Короче, директриса очень просила быть.
– Денег она просила, и будет просить, – сказала Таня, беря мужа под руку. – А что за секция?
– Что-то по восточным единоборствам или холодному оружию, – сказал Женя. – Точно не помню.
Они прошли по аллее с высаженными голубыми елями, ведущей к трёхэтажному зданию школы. Вокруг них, да и по всей аллее, бегала малышня, стоял дикий гвалт и ор. Вокруг школы располагался небольшой парк, огороженный ажурной металлической решёткой и засаженный плотным декоративным кустарником вдоль дорожек. А уже рядом со школой, у стен, росли ели, обеспечивая даже в жаркий день прохладу и не позволяя лучам солнца нагревать классы.
Таня с мужем миновали баскетбольную площадку, на которой около десятка ребят упражнялись в умении кидать мяч. И вышли к самой школе, за которой виднелся край большого поля, наподобие футбольного, с невысокими, рядов в пять, трибунами.
– Сентябрь, – сказал слегка оглушённый этим изобилием жизни Женя, – начало нового учебного года.
– Разве нельзя было приехать, когда все уроки закончатся? – спросила Таня. Среди радостно шумящей малышни она остро ощутила, что детей у неё нет и, похоже, никогда не будет.
– По-моему, тут всегда полно детей, – ответил Женя. – Разве у вас в школе было не так?
– У нас в школе было гораздо проще и строже, – сказала Таня.
– Это как? – улыбнулся Женя.
– Школа была заперта и открывалась только на первую и вторую смену. Никаких продлёнок или перемен между сменами. Уроки закончены – и домой. «Овчарка» лично следила. А все кружки в Доме культуры, – сказала Таня.
– «Овчарка»? – удивился Женя.
– Это прозвище нашего завуча, – улыбнулась Таня.
Ей вспомнилась родная сельская школа. Пустые холодные и тёмные коридоры, где всегда воняло махоркой, лежалыми бумагами, дерматином, которым раз в три года оббивались двери классов. Обшарпанные стены и замызганные туалеты. Зато фасад школы всегда радовал глаз отштукатуренными и свежеокрашенными кирпичными стенами. Всё-таки передовой колхоз. Правда, на заднем дворе, сколько помнила Таня, существовала огромная лужа, наполовину засыпанная сломанными деревянными ящиками, картонными коробками и пустыми консервными банками.
Директриса, весьма красивая пожилая дама, одетая в строгий, песочного цвета брючный костюм и чёрные туфли, ждала на крыльце. Господи, подумала Таня, ведь это школа, где учится Жанна. Ещё не хватало тут с ней встретиться. Поздоровавшись, они вошли в предупредительно открытую дверь. Школа казалось пустой. В просторных коридорах, по которым они прошли, никого не было, только пару раз навстречу попались взрослые в летах дамы. Как Таня поняла, учительницы.
– А что же охрана? – спросил Женя. – Почему нет на входе?
– Каждый метр территории вокруг и внутри здания просматривается видеокамерами. А охрана находится в трёх помещениях по периметру возле ограды и в двух внутри школы на первом этаже. Мы стараемся не акцентировать на этом внимание детей, – ответила директриса.
– А учителки? – вдруг спросил Женя. – Все такие… достойные.
Таня с изумлением взглянула на мужа и увидела его в приподнятом, даже игривом настроении.
– В школе весь педагогический состав мужчины и женщины старше сорока пяти лет. Это обеспечивает опыт от двадцати лет и… – директриса выдержала с улыбкой небольшую паузу, – …решает проблему переходного возраста. Особенно у девочек… да и у мальчиков. Мы за этим следим, как, впрочем, за всем, что происходит в стенах школы.
Коридор закончился, и они подошли к лестнице, ведущей на второй этаж и вниз, в цоколь.
– Надо спуститься здесь, – засуетилась директриса, – тут у нас малый спортзал, и в основном он занят спортивными секциями. Сейчас занимаются фехтовальщики.
– О как! – воскликнул Женя, пропуская вперёд Таню и входя следом за ней в спортзал. – Всегда испытывал тягу к мушкетёрам!
– Тут у нас не только шпаги, но и рыцарские мечи, и многое другое, – сказала директриса. – Олег Петрович! – позвала она. Таня увидела, как к ним из гущи ребят, стоящих в центре зала, направился мужчина в белом кимоно, подпоясанным чёрным поясом.
