И он приветливо закивал головой, давая понять, что аудиенция окончена.
Гости вышли. Господин Цзы-вэнь повернулся к супруге:
- Ну, вот, матушка, как хорошо все получилось! И лошади при деле будут, и господин Юань, похоже, человек порядочный. Глядишь, там его и старшим по дому сделаем. Лао сян- то наш, второй месяц не встает.
Надо заметить, чтобы оба друга приглянулись и госпоже Цао. Опрятно одетые, вежливые. Лица открытые и бесхитростные. А иноземец еще и красив, как молодой бог…
Господин Цзы-вэнь суетливо обежал свою супругу, взял ее за руку и, нежно касаясь губами щеки, застыл так на некоторое время.
Госпожа Цао медленно оттаивала.
В окне за ее спиной было хорошо видно, как по двору проходит одна из молодых работниц.
Господин Цзы-вэнь, продолжая целовать супругу, увлеченно проводил ее глазами. На лице у него появилось вполне определенное выражение.
Госпожа Цао оглянулась и, увидав работницу, влепила супругу звучную пощечину.
Вечером, сытые и довольные, не верящие своему счастью друзья лежали на чистых, застеленных стегаными одеялами канах, в крохотном, хорошо протопленном домике. Слабый светильник выхватывал из темноты деревянный столик, два стула и небольшой ларь в углу комнаты.
- Ну, вот боги и позаботились о нас. Хозяева, похоже, добрые люди. – Сонно проговорил разомлевший Юань.
- Да-а-а. – Подтвердил Ильхан. – Хозяйка очень даже ничего. Полная, приятная…
Юань приподнялся на локте, и в упор посмотрел на своего друга. От него не укрылся заинтересованный взгляд, которым наградила Ильхана госпожа Цао.
- Послушай, ту-кю! Я твои наклонности знаю. Ты хочешь дожить до весны в тепле и уюте? Я хочу. Так вот: забудь про хозяйку и ее прелести. И, вообще, будь тише суслика зимой. Честно говоря, я вообще не понимаю, как нас с тобой сюда взяли. Этого не должно было произойти.
- Да я – ничего. Я просто так. – Поспешил ретироваться Ильхан. – А что, собственно, мешало нам сюда попасть?
- Здесь живет госпожа Цань – шелкопряд. А там, где живут Золотые Гусеницы, иноземцев быть не должно. Так было всегда, и так будет. Поэтому – Заключил Юань, - радуйся тому, что ты здесь, и веди себя осмотрительно, как подобает приличному человеку.
ОТШЕЛЬНИК
Старик Лао жил один в горах с незапамятных времён. Когда-то у него была бурная жизнь, полная приключений, куча друзей и врагов, семья и дети, большое состояние. Потом всё ушло куда-то, дети разбрелись по свету, жена умерла. Сам он загулял, запил, прибился сначала к бродягам, потом к разбойникам. Был схвачен солдатами и приговорён к каторжным работам. Бежал. Долго скитался в лесах, повстречал старика-ведуна, вознамерился убить его, дабы завладеть добротной хижиной и парой овец, но заболел и метался в жару, лёжа на старой циновке. Старик-ведун вылечил его и оставил у себя жить.
Вечерами они вели долгие неторопливые беседы. Лао, немало проучившийся в своё время, отнёсся было к старику с пренебрежением, да осёкся – ведуна, видимо, учил сам Кун-цзы.
Девять лет, проведённых Лао у старика-Учителя, совершенно изменили его. Лао возвысился и отдалился. Старик научил его видеть и чувствовать, слушать и проникаться.
Как-то раз Лао, шел по перекинутому через горный поток бревну. С высоты он заметил в воде тело молодой женщины, зацепившееся за торчащую из воды корягу. Лао спустился вниз, отцепил тело от коряги и вытащил его на берег. Женщина была молода и богато одета. В волосах ее блестела дорогая, жемчужная заколка.
Лао закрыл глаза и ощутил сильное волнение. Что-то непонятное и грозное связывало его с погибшей. В памяти вереницей проплыли странные видения: паланкин, женщина с ребенком, вооруженные всадники и ярко-синий кафтан одного из них.
Какое-то время Лао сидел возле тела умершей, размышляя. Потом вернулся в хижину за лопатой. Нашел поблизости тихую поляну, где выкопал могилу. В ней и упокоился навсегда прах неизвестной женщины. Лао оставил себе только жемчужную заколку в слабой надежде на то, что когда-нибудь отыщет родственников погибшей.
Благодаря старику-Учителю мир расцветился в глазах Лао мириадами ярких красок. Небо и Земля открыли ему многие тайны, травы поведали о своих возможностях, а птицы рассказали о дальних землях и синей, заоблачной выси.
Когда Учитель покинул этот мир, Лао похоронил его на вершине соседней горы, совершил обряд прощания, и вступил в законное владение хижиной и маленьким хозяйством.
Дни летели в трудах и размышлениях. В отличие от Учителя-философа Лао был человеком практических действий, и это качество преломилось в нём в виде неожиданно появившихся целительских способностях. Лао мог просто посмотреть на человека, и увидеть все его хвори и их причины. Таким же непонятным образом он видел и пути их удаления.
О новом кудеснике заговорили, и люди потянулись к нему со всех сторон. Некоторые проходили сотни ли, и он никого не оставлял без внимания. Нередко просьбы страждущих были невыполнимы.
- Ты просишь у меня новую ногу взамен потерянной… - в раздумьи говорил Лао калеке-воину, разглядывая его культю. - Ты просишь новую ногу…а, ты помнишь, как женщина-мать просила тебя не убивать её новорожденного ребёнка? Помнишь? - Неожиданно для себя самого спрашивал он зловещим шепотом, пристально глядя на посетителя. – А, ты что сделал? Ты бросил его в костёр. И поплатился за это. Я не могу дать тебе новую ногу. Иди и спаси сто, тысячу жизней! И тогда, может быть, Небо помилует тебя и дарует новую жизнь с крепкими, сильными ногами.
Однажды к нему принесли пятилетнюю девочку. Она была так слаба, что не могла ходить. Лао взял её на руки, внёс в хижину и положил на кан, застланный овечьими шкурами. Сам сел рядом.
Бескровные губы ребёнка обметала лихорадка, веки слабо дрожали. Лао внимательно всматривался в бледное личико, но, к своему удивлению, не обнаружил в себе никакого отклика. Такое случалось с ним крайне редко. Возможно, ему мешал отец девочки, тенью стоявший за его спиной.
Лао сделал знак рукой, и тень послушно растворилась за дверью. И тут на него накатило. Сначала безумно заныла поясница, потом заломило в висках. Сердце тяжёлым молотом стучало в груди, а руки налились свинцовой тяжестью. Глаза непроизвольно закрылись. Отворилось внутреннее око, и он увидел небольшое поле, свежую зелень молодых посевов, далёкие розовые облака над голубыми холмами. Лао разом вспомнил почти забытый позорный эпизод своей жизни: молоденькую девушку в поле и свою безумную животную страсть, заставившую его буквально рвать зубами слабое, беззащитное тело. Лао физически ощутил ужас и боль юного существа. По лбу его катился пот, зубы скрежетали, плотно сплетённые пальцы побелели от напряжения. Стрела, выпущенная им много лет назад, вернулась обратно.
Китайцы издревле очень бережно и тактично относятся к женщине. Любая грубость по отношению к ней будет «потерей лица» для мужчины. Лао же с юных лет был капризен и необуздан, и в молодости это свойство много раз ставило его на грань гибели.
