— Просто интересно, как это — людей убивать, — пожал плечами Ярослав. — Вон, водила тот пьяный как себя чувствует? Убил двоих и живёт себе дальше? Я бы не смог. Я бы и одного человека убить не смог. Любого. Даже себя самого… Когда сказали, что там не волнуйся сильно, только ты теперь сирота — я хотел таблеток наглотаться, только побоялся. Хотя, на самом деле умирать не сильно больно. Я вот умирал. Ну когда там, в машине лежал. Мне потом сказали, что я почти умер. А было не очень больно. Я даже помню почти всё.
— Людей убивать мерзко и гадко, — сказал Сергей. — Даже на войне. Потом совесть жить спокойно не даёт. Потому что нет убийству оправдания. Даже если стреляешь в мужика с автоматом… А себя убивать ещё глупее…
— Скажите честно, — Ярослав посмотрел в глаза Сергею. — Вы о самоубийстве никогда не думали?
— Думал, — признался Сергей.
— А… Значит, я не один такой дурак.
— Нет, не один, хотя то, что дурак, это правда. Пойдём в дом, что ли? А то нашёл тему для разговора…
— А Вы только мужиков с автоматами убивали? — спросил Ярослав поднявшись. — Или мирных жителей тоже?
Сергей посмотрел на него недоуменно. Никто никогда не задавал ему таких вопросов. А тут вдруг этот пацан. И смотрит, как будто что-то знает… В глазах ожидание… Ну а если ответить “и мирных тоже”? Приравняет к тому водиле? Возненавидит? Ярослав ждал, не сводя с Сергея напряжённого взгляда. Ну что, что ему ответить? Сергей сжал голову руками и быстро пошёл в дом. Проскочил в комнату, где стояла идиотская бабкина кровать с металлическими шариками, закрыл дверь и сел возле неё на корточки. Нельзя было, чтобы сейчас Ярослав его видел. Он, конечно, не виноват, что такое спросил… Не виноват. Да и Сергей не виноват, что не может сказать правду про тот день… И тогда никто не был виноват: ни тот подросток в подвале, некстати зашуршавший, ни Сергей, бросивший на звук гранату… Мальчишке было лет тринадцать — по их меркам взрослый, но — всё равно ребёнок. Потом Сергею говорили, что у мальчишки было оружие, что он непременно напал бы на вошедшего, но Сергей не верил. Ему казалось — успокаивают. Ведь что такое тринадцать лет? Ярослав и то старше…
— Сергей Фёдорович, — раздалось из-за двери, — Сергей Фёдорович!
Сергей промолчал. Ярослав стоял совсем рядом, слышно даже было, как он дышит. Но встать и выйти к нему не было сил.
— Сергей Фёдорович, простите, — сказал Ярослав тихо и добавил: — Я поеду в детдом… До свидания.
Сергей стукнул кулаком по полу, поднялся и вышел. Приблизился к Ярославу, взял его за плечи и, глядя в глаза, сказал:
— Ярослав, я хочу, чтобы ты никогда меня больше не спрашивал о войне. Понятно? Всё, что хочешь. Любые вопросы. Только не о войне.
Ярослав сглотнул, глаза у него стали большие и испуганные.
— Я тебе скажу, — продолжил Сергей. — Я никому никогда не говорил. Тебе — скажу. Я виноват в смерти одного ребёнка. Он был чуть младше тебя. Всё. Я не оправдываюсь, я виноват. Мне всегда жить с этой виной. Это ничем не искупишь. Ни тем, что я воспитаю десяток своих детей, ни тем, что буду хорошим педагогом для вас… Это страшная вина, Ярослав… Человек должен жить. Никто не имеет права отнимать у него жизнь, да и сам он не имеет такого права. Поэтому я не хочу ничего слышать ни о войне, ни о смерти. Тем более — от тебя. Ты выжил чудом и ты должен оправдать это чудо. Поэтому — живи, а не думай о смерти. Ты меня понял? Понял? Не слышу!
— Да, — выдавил Ярослав, и Сергей облегчённо вздохнул. Впрочем, тут же заметив, что так сильно сжал плечи мальчика в своих руках, что у того, наверняка, останутся синяки. Он разжал пальцы и Ярослав испуганно попятился.
— Прости, — сказал Сергей, — прости, если напугал. Но ты сам… Если хочешь, я прямо сейчас отвезу тебя в детдом.
Ярослав прижался к стене и чуть слышно проговорил:
— А можно я останусь?
— Можно, — Сергей присел к столу и закурил, — тогда переоденься в сухое. Ты правда можешь простыть.
Ярослав послушно стянул футболку и пошёл в комнату за парадной рубашкой.
— Постой, — Сергей поднялся и принёс ему свою рубаху, — держи, рукава подвернёшь и пойдёт.
Ярослав натянул рубаху, принялся закатывать рукава, но руки у него дрожали, и ничего не получалось. Сергей смял сигарету, подошёл, присел перед Ярославом на корточки, подвернул тому рукава, и уже с улыбкой сказал:
— Ты чудовище, Ярик. Я сто лет ни с кем ни ругался. А ты меня раз — и раскрутил. Я аж сам испугался…
— Сергей Фёдорович, не отправляйте меня назад, — попросил Ярослав, — Вы же обещали — до завтра. Я буду хорошо себя вести. Я больше Вам ни слова не скажу.
— Обрадовал, — нервно рассмеялся Сергей, — и что я тут буду в гробовом молчании делать? Нет, друг, говорить ты будешь. Только с этой минуты — по-немецки, ясно? Так у тебя будет меньше шансов наговорить мне ерунды.
— Ich kann auch auf Deutsch… — Ярослав тоже улыбнулся.
Сергей отправился в комнату к печатной машинке. В ней торчал незаконченный текст. Он уселся за работу, а Ярослав за его спиной лёг на диван с томом Шиллера. Вот и свершилось: то, что Сергей держал в себе, то, что не говорил ни на тренингах, ни жене, то о чём вспоминать боялся, рассказано подростку. Мальчику, с которым они знакомы ровно десять дней. И как тот среагировал? Испугался, это ясно. Но почему тогда не ушёл? И что он об этом думает? Лежит, старательно перелистывая страницы. Вот встал, что-то взял с полки. Ясно, словарь понадобился.
— Как читается, всё понятно? — повернулся Сергей.
— Всё, — ехидно сказал Ярослав, — кроме того, чего это Вы по-русски заговорили. Слабо весь вечер выдержать?
— Мне слабо? — возмутился Сергей. — Вот дам тебе по шее за такое предположение!
— Дайте, дайте, с бычьим здоровьем легко больных детей лупить!
— Да ты не больной, ты просто противный, — с наслаждением сказал Сергей. Похоже, мир между ними восстановился. — Трудный подросток, да и только.
— Ха. Тогда Арнольд какой?
— Все вы — один другого краше. Что мальчики, что девочки.
— Девочки? — Ярослав вдруг задумался, отодвинул книжку и спросил: — Сергей Фёдорович, а сколько нужно перевести, чтобы заработать сто рублей?
— Сто? — Сергей подумал. — Ну, смотря кто заказчик. Вот из этого заказа, — он кивнул на лист в машинке, — пять страниц. А зачем тебе сто рублей?
— Мне? — Ярослав сел. — Я хотел на день рождения Женьке Воробьёвой подарок купить, а у меня денег нет. А можно, я переведу, а Вы мне потом сто рублей дадите?
— Но тут нужен хороший художественный перевод. Я тебе за тяп-ляп платить не стану.
— Я постараюсь, — Ярослав вскочил, — можно?
— Ну, — Сергей замялся, — валяй, пробуй. Только ты на машинке-то печатать умеешь?
— Умею, — Ярослав сел на освободившееся место, — я отцу помогал диссертацию набивать. Там цифр много, он не успевал один.
