— Почему? — спросил он.
— Что ты хочешь сказать этим «почему»? Я не потерплю никакого вздора, — отрезала принцесса Свева, еще выше подняв подбородок и сердито глядя на Карло своими большими глазами с нависшими веками.
— Давайте не будем ссориться из-за пустяков в такой счастливый день, — примирительным тоном произнесла Антония. — Мария входит с одной стороны, а вы, Карло, — с противоположной, и встречаетесь у центра основного стола. Вот и все.
— Почему вы считаете необходимым повторять то, что тетушка Свева четко объяснила мне двумя минутами раньше? Вы полагаете, что я тупой? — вскипел Карло.
— Напротив. Я только хотела подчеркнуть, что традиционное появление символизирует гармонию и естественность вашего союза.
Если бы такой спор возник перед первой или второй помолвкой Марии, она бы помалкивала и позволила другим принять решение. Но теперь она не собиралась молчать. Ей было безразлично, как она войдет в комнату. Но за всем этим стояло что-то другое — она не знала точно, что именно, но интуиция подсказывала ей, как себя вести и чью сторону принимать.
— Это символизирует, донна Антония, — возразил Карло, — устаревший обычай, который необходимо поменять, чтобы эта церемония снова обрела смысл.
Мария поднялась, и все взоры обратились к ней.
— Это начинает выводить из себя, — сказала она, поднеся ко лбу маленькую белую ручку, как бы опасаясь, что у нее разболится голова. — Мама. Папа. Тетя Антония. Разве мы, по крайней мере, не можем выслушать, что предлагает Карло? — Ее призыв был таким действенным и неожиданным, что все согласились. — Расскажите нам, Карло, — обратилась она к нему с улыбкой.
И таким образом Карло настоял на своем.
— Своенравен. Мой племянник, как всегда, своенравен, — пробормотала принцесса Свева своему мужу, когда они вместе с Антонией покидали комнату, чтобы жених с невестой могли несколько минут побыть наедине.
— Вы не считаете, что это лучше подойдет к платью? — спросил Карло, показывая Марии ожерелье.
Он открыл шкатулку, в которой, к восторгу Марии, обнаружились чудесные фамильные драгоценности Джезуальдо. Она рассматривала изумрудные и рубиновые ожерелья, браслеты и серьги и потрясающее главное украшение с сапфирами и бриллиантами. Мария потрогала изысканную камею, обрамленную желтыми бриллиантами, потом перевела взгляд на нитку восхитительного жемчуга, которую держал в руках Карло. Между жемчугами с хорошо рассчитанными промежутками были вставлены рубины, что было необычно. С минуту она разглядывала украшение. Приглушенный блеск жемчужин смягчал пылающие рубины — это ожерелье вполне подошло бы к платью.
Карло поднес ожерелье к ее шее, оценивая эффект. Интересовала ли его до такой степени ее внешность — или же он хотел дотронуться до ее кожи? В любом случае выбранное им ожерелье доказывало правоту Антонии. Мария нашла эротичным то, что этот молодой человек с изысканным вкусом принес ей украшения, выбирая, что ей надеть.
— Вы правы. Это ожерелье гораздо лучше подходит к платью. Мои жемчуга грубы по сравнению с ним, — сказала она, дотрагиваясь до крупных жемчужин на груди. Теперь их розовый блеск казался ей вульгарным.
— Садитесь, — велел Карло. Своими ловкими пальцами он снял длинную нитку жемчуга и, бросив на стол, надел Марии более короткое и элегантное ожерелье с рубинами. Он действовал быстро и умело; прикосновение его прохладных пальцев было легким.
— Я оставлю шкатулку с драгоценностями, чтобы вы могли выбрать из нее, что захотите, и надеть в предстоящие дни, — сказал он, помогая Марии подняться. — Мне бы хотелось, чтобы вы надели ожерелье из бриллиантов и неаполитанских сапфиров на нашу свадьбу — конечно, если оно подойдет к платью. Изумруды тоже пойдут. — Он запер шкатулку ключом на золотой цепочке и отдал его Марии.
— Спасибо, кузен, это очень великодушно с вашей стороны. — Она позвонила в маленький колокольчик, вызывая служанку, чтобы шкатулку унесли в ее комнату.
— Не стоит благодарности. В любом случае скоро вы станете их хранительницей.
Когда они стояли у дверей банкетного зала, Мария рассматривала свое отражение в одном из зеркал, которые висели по обе стороны двойных дверей. Карло внимательно изучал ее, взяв под руку, и в эту минуту Марии показалось, что его интересует ее внешность, а не тело.
— Как я выгляжу на ваш взгляд? — спросила она.
Он пожал плечами.
— Элегантно, в роскошном туалете — словом, вы выглядите именно так, как планировали, — ответил он небрежно, на краткий миг разочаровав ее, пока не добавил: — Но в вас есть блеск, которого не добиться искусственным путем. Вы — это природная красота, чувствующая себя непринужденно.
Именно так она себя и ощущала, когда входила с ним под руку в банкетный зал, и они стояли рядом, обводя взглядом украшенную комнату, элегантных гостей, стоявших группами возле столов, стол для помолвки на помосте в конце зала. А гости смотрели на них с удивлением: кто бы мог подумать, что жених с невестой войдут в эту дверь уже под руку, еще до ритуала помолвки? Хотя Мария была явно старше Карло, они были красивой парой: она, блистательная в своем необыкновенном красном наряде, он — величественный, с гордой осанкой, в черном бархате с белоснежными брыжами. Ее улыбка оттого, что они немного пошутили, войдя в зал вместе, вместо того чтобы появиться официально, под фанфары, была немного смущенной, но очаровательной. Гости тоже заулыбались их нетрадиционному появлению. Некоторые даже поднялись и зааплодировали, другие последовали их примеру. Все присутствующие были взволнованы, так как не видели Марию шесть лет. Что касается Карло, то изменение старого обычая и появление под руку с обворожительной женщиной в высшей степени импонировало его любви к театральности.
Когда они с Марией проходили между десятью круглыми столами, приветствуя собравшихся и принимая приветствия, заиграло трио музыкантов. Музыка была превосходной, поскольку Карло отобрал из своего оркестра лучших лютнистов и скрипачей. Это был банкет для дам. На него были приглашены восемьдесят правящих матрон со своими дочерьми. Многие из них приходились родственниками обоим семействам. Они были в великолепных нарядах. Мария и Карло словно пересекали море, разноцветное море. Марию приветствовали теплые улыбки и знакомые лица, и ей казалось, что многие из этих знатных дам не только в восторге от ее изысканного наряда, но и искренне рады снова ее видеть. Здесь была Мадделена Карафа, а рядом с ней — Беатриче, явно чувствовавшая себя непринужденно в обществе своей бабушки. Мария с грустью заметила, что Мадделена стала совсем седой, хотя ее карие глаза светились ярко и молодо. Она была в черном бархате. После смерти Федериго она одевалась только в черное. Черный цвет ей шел. Под влиянием порыва Мария коснулась ее руки и, если бы это не было сейчас неуместно, обняла бы эту красивую женщину, когда-то приходившуюся ей свекровью. Мадделена ответила крепким рукопожатием и теплой улыбкой. «Мы обе любили Федериго, так что между нами всегда будет любовь, что бы ни случилось», — казалось, говорили ее глаза. Когда Мария проходила мимо Антонии, у той был такой довольный вид, что Мария поняла: лучшего ее тетушка не могла бы пожелать. Как глупо, что она так волновалась, подумала Мария, усаживаясь вместе с Карло за стол на возвышении в дальнем конце зала.
