Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Поездка в такси была утомительной. Всю дорогу боялась, что водитель увезет ее к другому театру, не Навои. Или обманет, хотя поздравил с праздником и посмотрел с чувством на ее награды.
Не обманул, довез. Мог, конечно, и денег не брать. Праздник все-таки, и она в медалях, видно же.
Около театра уже топтались участники. Раньше с каждой майской встречей они все больше старели. А потом дальше стареть стало некуда. Качество лиц на встречах сделалось постоянным. Изменялось только их количество. Иногда, между Днями Победы, Вик-Ванну звали на поминки. Она ехала на них на общественном транспорте, играя сама с собой в игру под названием «уступят – не уступят». Искала глазами сидящую молодежь и играла сама с собой. Загадывала. Если уступали сразу, значит, она доживет до следующего Дня Победы здоровой и пенсию повысят. Если молодежь уступала неохотно и без уважения, то повышения пенсии не жди и за здоровьем нужно проследить. Если на нее совсем не обращали внимания и сидели как баре, то Вик-Ванна холодела и перед глазами возникала подушка с похоронными сбережениями. Потом, конечно, люди начинали шипеть на сидящих, и ледяную Вик-Ванну усаживали на законное место… На поминках ее тоже сажали на почетное место, она старалась запомнить, как все организовано, и тактично узнать, во сколько все это удовольствие обошлось. Цифры она записывала на салфетке, чтобы, когда будет умирать, дать Нине последнее ЦУ. Записав, вытаскивала пакетик и просила положить ей туда остатки блюд, для кошки. Возвращаясь с мероприятия, сортировала гостинец. Она знала, какие продукты кошка не станет есть, и съедала их сама, чтобы не выбрасывать напрасно добро. Потом вызывала соседскую Нину и показывала ей салфетку с цифрами: «Хотелось, Ниночка, и мне на поминочках чего-нибудь такого же…» – «Ой, Вик-Ванна, вы еще нас переживете!» – шутила Нина, которую эти салфетки, как она жаловалась своему сожителю, «достали по самое горло».
– Здравствуйте, товарищи, с праздником!
Ей обрадовались. Один инвалид, Пал Петрович, прижал ее к своему пиджаку. От этого объятья Вик-Ванне стало как-то нехорошо; ей всегда делалось нехорошо, когда ее неаккуратно обнимали таким образом.
Подошел другой ветеран, Джахонгир Умурзакович, достал из кармана список. Вик-Ванна нашла себя в нем и испугалась – много было новых и подозрительных фамилий.
– Это нам чирчикских добавили, их на автобусе привезут.
– Как интересно, – сказала Вик-Ванна, – зачем это нам чирчикских, у них отдельный праздник, и их всегда в ресторане кормили.
– Нас тоже один раз в ресторане, в девятьсот девяносто третьем году.
– Это был не ресторан, а кафе с курицей. Чирчикских сейчас на автобусе катают, а мы тут стой.
– Это организаторы решили, чтобы нас с чирчикскими объединить, – сказал Джахонгир Умурзакович, прикрываясь списком от солнца.
– А кто организаторы? – спросил кто-то.
– Говорят, российские. Одна российская организация, бизнес.
– Посольство их?
– Может, и посольство.
– Если посольство, это хорошо. У них путевки дают.
– Одним – дают, другим – не дают.
– Это всегда. Они же посольство. Важные люди!
– Нет, сегодня не посольство. Там женщина одна есть.
– Наверно, нефтью торгуют. Все сейчас нефтью торгуют, а по телевизору – одна преступность.
– Может, в театр зайти, попить воды.
– Ходили уже. Там никого нет, закрыто. А вечером у них балет.
– Лучше бы нам сейчас балет показали. Мы еще с моей покойной всегда любили «Лебединое озеро». Ей там танец этих маленьких очень нравился, всегда хлопала.
– Ну… может, они сейчас нам все лучше балета сделают. Все-таки праздник. Сто грамм – обязательно!
Японец опять приходил но он не самоубийца, Опа[5] сказала: «Он – псих», я ей сказал: Ну и что? он все-таки японец. А она: «Японцы психами не бывают, у них там уровень жизни!» Опа мне мать напоминает, что сына одна кормит а муж в миграции у него от миграции уже другая баба, а что здесь жена и сын-дебил наплевать.
Я сегодня уже два месяца здесь работаю на альтернативке она называется Фаришта и спасает людей от самоубийства они звонят а она их отговаривает. Мне пока нравится работать я еще никого не спас и читаю книжки по психологии про «активное слушание» они под столом, иногда звонят но это не само-убийцы а ошиблись номером или Японец. Нас работает двое, я и Опа, я должен оказывать психологическую помощь на русском языке, а она на узбекском но ей тоже звонят не само-убийцы а только подруги и ее дебильный сын Шох. Еще Опа торгует Арифлэймом, у нее на столе везде Арифлэйм, она даже моей матери хотела Арифлэйм. Опа говорит что она кандидат наук но наверно не кандидат а справку купила за Арифлэйм. А мать ее как всегда чай пить то да се и еще карандаш для ресниц купила, чтобы говорит не обидеть и чтобы Мухаббат Мансуровна о тебе хороший отзыв давала, Опа полностью Мухаббат Мансуровна но ее так никто не называет потому что она Опа и всё, в смысле ей Опа очень подходит.
А Японец взаправду полуяпонец, у него отец японец был пленный, было много пленных, они Театр Навои в Ташкенте строили, я там был еще в школе на экскурсии в Ташкент. Японец собирает открытки с театром, который построил его отец настоящий Японец, одну мне подарил потому что я над ним не смеюсь. Еще он мне рассказал про харакири и что правильно харакири надо называть сепуку, я начал смеяться потому что на пукать похоже, Японец встал и ушел. А потом пришел Витек, и Опа нас вместе с ним выгнала.
По-моему, Японцу нравится Опа. Но он мечтает уехать в Японию. Я тоже начал мечтать уехать, когда альтернативка кончится. Но Казань лучше Японии, там язык учить не надо, но и уровень жизни конечно слабее.
Сегодня опять женщина за стеной кричала. Я проснулся на кровати и думал какая вещь секс. Даже Витек говорит, что в нем разочаровался, а еще всегда понты и пальцы веером. Когда у человека есть цель, то секс и даже трава не так нужны. А у Японца мать русская, но читала ему книжки и газеты про Японию и воспитывала как самурая, закаляла водой, а своему военнопленному которого любила на могилу колокольчик вешала, Японец рассказывал, в детстве она его на японское кладбище за руку брала, а там на любой могиле колокольчик звенит потом местные колокольчики тырили лохи.
А Опа когда я вначале пришел, меня боялась как убийцу и тапки от меня прятала. Японец назвал Опу «гейша», Витек заржал думал гейша это жена гея, а Японец снова обиделся ушел, а Опа стала по «горячей линии» Арифлэйм по-узбекски, думает, мы с Витьком не видим ее бизнес. Еще она заполняет журнал самоубийцами которых не было, которым она оказала по-узбекски психологическую помощь которую ни фига не оказала. Но мне ее жалко потому что сын ее дебил свет в окошке, и курит траву, она об этом знает, я тоже иногда курю но мужик должен держать такие вещи за зубами и не расстраивать мать а можно сказать я и не курю.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41