Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Качественные изменения общества, которые, прежде всего, выражаются в появлении нового исторического субъекта, не сводятся только к рекомбинации элементов старого. Для этого процесса необходим субъект; «кусочки» могут быть старыми, а вот субъект – только новым, будь то христианский проповедник, сеньор, капиталист или чекист в кожаной куртке со «спешащим ему на смену молодым человеком» (В. Розанов). К-структуры – это классические напёрсточники времени, которые разбираются в нём, а точнее, чувствуют его намного лучше многих специалистов по общественным наукам, подобно слепым котятам тыкающихся в своих штудиях в неглавное.
Нынешнее социальное знание оперирует главным образом одним временем и отражает только его, при этом часто пренебрегая фактором времени как социально значимым. На самом деле времен и соответствующих ему реальностей несколько: линейное эволюционное, линейное революционное, линейное регрессивное, циклическое. Каждому из них должен соответствовать свой тип знания. Можно ли будет создать из нескольких типов один, найти общий знаменатель в виде какого-то одного времени и в какой-то одной реальности – на этот вопрос у меня пока нет ответа, его даст только практика конструирования новых типов знания: «Чтобы понять вещь, нужно ее сделать» (Софокл). В любом случае межсистемность, социальная революция – это нечто особое, не укладывающееся полностью ни в логику предшествующей системы, ни в логику будущей.
«Переходные», а точнее – промежуточные периоды можно сравнивать только друг с другом, а потому рядом с «социальной эсхатологией» необходима сфера знания, изучающая революции, социальные разрывы, – революциология, клазмология (от греч. «клазмос» – разрыв). Возникает, правда, вопрос, в какой степени это наука, а в какой – описание, точнее: в какой степени описательная сторона может быть в данном случае концептуализована? Ведь социальная наука системоцентрична, а мы попадаем в субъектоцентричную ситуацию, которая, как правило, возникает на грани эпох и систем.
X
Здесь мы подходим к ещё одной причине, которая позволяет понять, почему эпохи революций и войн кардинально меняют условия определения социальных весов и масс, стирают грани между традиционными оппозициями и даже меняют местами причины и следствия, расчищая площадку для К-структур и, следовательно, для их изучения. В сложных исторических событиях и ситуациях, писал А. А. Зиновьев, «представляющих собою совпадение и переплетение многих миллионов и миллиардов событий в пространстве и времени, понятие причинно-следственных отношений вообще теряет смысл. В таких случаях имеет место переплетение бесчисленных причинно-следственных рядов. Одни из этих рядов не зависят друг от друга, другие сходятся, третьи расходятся, четвёртые затухают, пятые зарождаются и т. д. Индивидуальное историческое совпадение их в некотором пространственно-временном объёме само не есть причинно-следственный ряд, подобный входящим в него рядам, и не есть ни причина чего-то и ни следствие чего-то просто в силу определения самих понятий „причина“ и „следствие“ и методов выявления причинности»[36]. Простые, линейные методы поиска причинных связей и объяснений к таким ситуациям, перенасыщенным эмпирической социальной комбинаторикой, неприменимы. В периоды кризисов время резко ускоряется и сжимается, концентрируется и обретает качество настоящего, которое в свою очередь как бы расширяется за счёт прошлого и будущего.
Конкретно я имею в виду следующее. Разумеется, прошлое определяет настоящее. Однако настоящее не является всего лишь простым продлённым прошлым. Если бы это было так, то настоящее, а следовательно, и будущее было бы нетрудно предсказывать. В реальности дело обстоит иначе. Во-первых, в настоящем сталкивается – причём в различных и далеко не всегда просчитываемых комбинациях – множество тенденций прошлого развития, и то, как они «сложатся», зависит и от действий различных субъектов, «столкновения воль» в данный момент. Во-вторых, поведение человека носит не рациональный, а интенциональный характер – столкновение различных рациональностей; аналогичным образом случайный результат может быть следствием столкновения или просто взаимоналожения нескольких необходимостей. Таким образом каждый дискретный момент настоящего парадоксальным образом оказывается сложнее дискретного момента прошлого, дление которого мы фиксируем как окончившееся.
В кризисные эпохи время ускоряется и сжимается до настоящего, обретает характеристики последнего, что уравнивает шансы малых групп и целых классов, – выигрывает тот, кто адекватнее выражает характер, целостность времени и эффективнее управляет им, а здесь у малых групп, тем более К-структур немало преимуществ.
В этом смысле борьба лиц и групп в кризисные эпохи – это борьба различных концентраций (и концентратов) времени. Причем борьба эта происходит в иной, чем в восходящие и зрелые («нормальные») периоды развития, сетке причинно-следственных связей, в рамках иного типа этих связей.
Тривиальная констатация, но, тем не менее: причинно-следственные связи в общественных процессах – вещь непростая. Даже если свести общество, как в ортодоксальном марксизме, к трем сферам – экономической, социально-политической и духовной – или даже к двум – базису и надстройке, то и в такой схеме есть нюансы, которые вносят существенные изменения в жесткий детерминизм и определяемое им поле возможностей.
Размышлявший над этим вопросом В. В. Крылов рисовал такую схему:
Э – экономика;
С – социальный строй;
Н – надстройка;
Т – время.
«Поскольку причина действует раньше, чем проявляется следствие, при прочих равных условиях состояние Э1 есть причина не С1, а С2, а это состояние, в свою очередь, – причина Н3, так как на реализацию процесса нужно время (T1, Т2, Т3). В свою очередь обратное воздействие надстройки на социально-политическую сферу и экономику предполагает состояние С4 и С5. Таким образом, даже в марксистской схеме, будь то классическая или ортодоксальная, определяющая роль одного элемента системы (экономика) по отношению к другим элементам системы (социальному строю и надстройке) проявляется не в КАЖДЫЙ ДАННЫЙ МОМЕНТ, НО В ПРОЦЕССЕ СМЕНЫ ОДНОГО МОМЕНТА ДРУГИМ, ТЕ. НА ПРОТЯЖЕНИИ ВРЕМЕНИ»[37].
Кто-то скажет: опять «базис», «надстройка» и прочая марксистская муть. Не надо торопиться, господа. Во-первых, муть бывает и немарксистской – последние 10–15 лет можно наблюдать этот поток с близкого расстояния. Удивительно, но факт: поток этот тем мутнее, чем громче кричат о прощании с Марксом и марксизмом. Может быть, потому, что активнее всех прощаются бывшие неистовые ревнители марксизма? Вся эта шпана из журналов «Коммунист», «Партийная жизнь» и т. п., Высшей партшколы и подобного рода структур, делавшая карьеру на критике буржуазных теорий и катавшая за границу благодаря этой критике («противизму»), а затем, когда сменились хозяева, начавшая дудеть в новую – либеральную – хлебную дуду. Во-вторых, разделение общества на «экономику», «политику» и «культуру» характерно для всей социальной науки, а не только марксистской. Будучи в какой-то степени условным, такое членение в целом верно отражает реальность зрелого капиталистического общества в его ядре, реальность субстанционального капитализма. Другое дело, что в ортодоксальных марксистских интерпретациях экономика определяет все остальное. И опять же, это в значительной степени так для ядра капиталистической системы в его зрелом состоянии.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
