– Как-то не похоже, что он идет по стопам отца.
– А он и не смог бы. Никак. При такой матери, как Кэй.
Зазвонил телефон. Позвонил старый доктор Либоу, который, подменяя болтливостью здравый смысл, настаивал на подробном изложении всех симптомов у одного из его больных. Карр как мог пытался отделаться от него, однако задолго до того, как он достиг столь счастливого конца, Крауч, выказывая нетерпение, поднялся раньше, чем Либоу наконец-то отстал.
– Я слишком злоупотребляю вашим временем, – сказал Крауч. – Да и подумал я, есть же у нас теперь этот чудной отдел кадров, можно кое-что толковое и из него получить. Я, как вернусь, первым делом прослежу, чтобы личное дело Джадда переслали вам. Тогда у вас будет все, что мы про него собрали. И медицинскую карту его я вам тоже перешлю. Я вам говорил, у нас есть ежегодное медобследование, та еще ерунда, которое все наши сотрудники проходят. Сам я невысокого мнения о докторе, которого мы наняли заниматься этим, о малом этом, Хьюисе: в случае с Джаддом он точно маху дал, но, так или иначе, я достану для вас его заключения.
Аарон Карр представил себе раболепного доктора, безропотно отдающего карту пациента президенту компании, и будто вновь ожили в сознании худшие из воспоминаний о клинике Аллисона. Еще большую тревогу вызывало в нем ощущение того, что его самого подавляет рассерженный вид Крауча, пытливый взгляд прищуренных глаз, который, так и казалось, требует: «Ты ведь не собираешься сказать мне, что не возьмешь на себя заботу о Джадде?»
И вдруг доктору Карру показалось, что он нашел выход:
– Мне кажется, было бы серьезной ошибкой, мистер Крауч, навязывать мистеру Уайлдеру врача не по его собственному выбору.
Показалось, что Крауч зашатался, но всего на одну секунду, быстро оправившись, он резко спросил:
– Как он может выбирать? Не в том он состоянии, чтобы хоть какие-то решения принимать.
– Через день-другой будет в состоянии. На это время, естественно, я продолжу лечение. А дальше пусть это, как и следует, будет решением самого мистера Уайлдера, и никого другого.
Мэтью Р. Крауч явно был человеком, не привыкшим отступать, не желающим ни с кем делиться властью, когда нужно принять решение. Несколько мгновений лицо его хранило каменное выражение неуступчивости. И вдруг камень рассыпался. Президент компании решительно протянул руку:
– Договорились, док, это мне подходит.
Ничего другого не оставалось, как пожать протянутую руку, и все же у Аарона Карра не пропадало ощущение, будто его загнали в ловушку, подловили в торге, и оттого, что он сам этот торг начал, беспокойства было ничуть не меньше.
7
Впервые прийти в себя удалось лишь после долгой и трудной борьбы, а потом Джадда Уайлдера то вносило в сознание, то выносило из него с какой-то странной плавной размеренностью. Всякий раз, чувствуя, как ему грозит страх, он уплывал в иной мир, отдыхая там в полном безразличии, пока – уже после прояснения сознания – вновь навязчиво не нарастало внутри ощущение подступающей тревоги. Через это размеренное чередование он прошел бессчетное число раз, плавно переходя из одного мира в другой, не имея представления ни о времени, ни о месте, при мелькании невнятных воспоминаний, чаще всего неотличимых от галлюцинаций, которые прерывались лишь иногда застывшей восковой улыбкой медсестры. Всякий раз, стоило открыть глаза – она. Не важно, куда он поворачивал голову, в какую сторону отводил взгляд – она неотступно смотрела прямо на него. Походило на фокус какой-то: такие лица обладают знаком новизны, и они неотступно следуют за тобой, пока проходишь мимо витрины, – только ему, исстрадавшемуся от этой жути, хотелось, чтобы кто-нибудь выдернул вилку из розетки и отключил это лицо.
Смотреть прямо перед собой в потолок – вот был единственный способ не лицезреть ее. Он и сейчас попробовал так сделать, стараясь прервать размеренность видений, понимая: стоит закрыть глаза, как все начнется сначала. Спуск по длинному пролету серых бетонных ступеней, все ниже, ниже и ниже, к какому-то глубокому подвалу… Эхом отдающийся щелчок выключателя, зеленое мерцание, а потом всполох жесткого флуоресцентного света… вывозят укрытый саваном труп… красная бирка с надписью карандашом… «джадд уайлдер»… Нет!!!
Но вытянулась заскорузлая старческая лапа с пальцами, скрюченными, как когти, медленно отворачивая белую простыню…
«Вы знаете его?»
«Нет, не знаю, почему он взял мое имя», – cколько раз его спрашивали об этом? – «Да, я знаю, кто он такой… Флойд Фултон… По буквам: Ф – л – о – й – д Ф – у – л – т – о – н…»
Он должен выбраться… слишком жарко… его сейчас вырвет… выбраться отсюда…
Лицо сестры снова уставилось на него, уродливо искаженное водянистым мерцанием пластиковой палатки. Тошнота все еще назойливо подкатывала к горлу и вернула его к мыслям о морге в Джерси-Сити, только теперь уже в осознанной памяти. Рот пересох от жажды, он выпростал руку из-под пластиковой палатки и потянулся к стакану с водой на тумбочке возле кровати.
Сестра перехватила его руку: запрет казался еще более садистским из-за ее неизменной улыбки, из-за сахаристой жестокости самодовольного голоса, произносившего:
– Нам нельзя воды, мистер Уайлдер, у нас приступ сердечный.
«Сердечный приступ». Да, именно так и сказал доктор там, в канцелярии судебно-медицинской экспертизы. «Нет, это не было самоубийством, теперь мы в этом уверены. Мы определенно установили причину смерти – коронарная окклюзия с инфарктом миокарда. То, что в обиходе зовется сердечным приступом. Если бы он только поехал в больницу, вместо того чтобы торчать в этом мотеле, ”Лос Хунтос”».
Опять у него все путалось. Он был не в «Лос Хунтос», он таки попал в больницу.
Или это тоже был сон? Нет, закусочная «У Сэма», «Скорая помощь», врач этот, как его звали?
– Доктор Карр, – произнес он вслух: слова памяти, добро пожаловать в реальность.
Но и морг Джерси-Сити тоже не был сном, то лишенное жизни лицо, грубо выставленное под жесткое сияние тех зеленых светильников, так не похожее на лицо, которое он увидел утром в тот день в редакции «Геральд».
В то лето ему стукнуло двенадцать, рослый для своего возраста, достаточно длиннорукий, чтобы управляться с фальцевальной машиной. Да, тогда он занимался этим: фальцевал, то есть складывал еженедельный выпуск «Геральд», стараясь не размазать свежую типографскую краску, потому как на августовской жаре все становилось влажным и липким, и поторапливаясь, чтобы можно было закончить и убежать на площадь, к месту всех восторгов и волнений. Целый день в город приезжали мужики, не задерживаясь на Главной улице, они через все жилые районы вели машины к ярмарочной площади. Теперь там, должно быть, с сотню мужиков собралось, вооруженных чем попало, от револьверов до вырезанных из орехового дерева топорищ. Завтра утром на рассвете они поставят заставы на всех дорогах, по которым молоко, зерно или живность можно было бы доставлять в Де-Мойн или Сиу-Сити.
