Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
68
Когда мы любим, обыкновенно не ищем себе союзников. Наоборот, часто видим соперников и посягателей на наши права в тех, кто любит то же, что и мы. Но, когда ненавидим, мы всегда ищем союзников.
Вполне понятно, что мы ищем союзников, которые станут на нашу сторону, если мы имеем справедливые претензии и желаем отплатить причинившим нам зло. Странно в этом только одно: чем меньше наша ненависть имеет справедливых оснований, тем настойчивее наше желание иметь союзников. Необоснованная ненависть главным образом и гонит нас слиться с теми, кто, как и мы, ненавидит. Подобная ненависть и есть один из наиболее цементирующих элементов для слияния.
Откуда она берется, эта ничем не оправданная ненависть, и как объяснить ее объединяющий эффект? В ненависти выражаются отчаянные усилия подавить сознание нашей собственной неполноценности, никчемности, вины и других недостатков. Здесь презрение к самому себе переходит в ненависть к другим, но при этом делается все, чтобы скрыть, замаскировать этот переход. Лучшая маскировка – найти как можно больше соратников по ненависти. В этом больше, чем в чем-то другом, нам нужно общее согласие, и обращение в свою веру состоит, пожалуй, не в том, чтобы заразить человека нашей верой, а скорее нашим видом необоснованной ненависти.
Даже в случаях справедливых претензий наша ненависть исходит меньше из действительно нанесенной нам обиды, чем из сознания нашего бессилия, нашей неполноценности и трусости, иначе говоря: из презрения к самим себе. Когда мы чувствуем себя выше наших мучителей, мы презираем их, даже жалеем, но не ненавидим{95}. Зависимость между нашей претензией, обидой и нашей ненавистью не всегда простая и прямая. Это видно из того, что зародившаяся ненависть не всегда направляется против наших обидчиков. Часто обиженные кем-либо, мы начинаем ненавидеть совершенно непричастного к этому другого человека или группу людей. Русские, запуганные секретной полицией Сталина, легко воспламеняются ненавистью против капиталистических «поджигателей войны»; немцы, угнетенные Версальским договором, отомстили тем, что истребили евреев; угнетенные бурами зулусы режут индусов; чернь из белых, эксплуатируемая политиканами Юга, линчует негров.
Чувство самоунижения вызывает в человеке «страсти преступные и несправедливые по отношению к другим: в нем нарождается жгучая ненависть к горькой для него правде»{96}.
69
Тесная связь между ненавистью и нечистой совестью видна из того, что ненависть чаще возникает из презрения к самому себе, чем из законной претензии.
Для того чтобы люто возненавидеть кого-либо, нет, пожалуй, более верного средства, как совершить по отношению к нему грубую несправедливость. Мы скорее ненавидим тех, кто справедливо недоволен нами, чем тех, кем мы справедливо недовольны. Нельзя сделать людей смиренными и кроткими тем, что мы укажем им на их вину и заставим стыдиться. Этим мы, скорее, сделаем их высокомернее и безрассудно агрессивнее.
Винить во всем других – это громко шуметь с целью заглушить внутренний голос собственной вины. За каждым бесстыдным словом или действием, за каждой попыткой оправдать себя, сваливая вину на других, – всегда стоит нечистая совесть.
70
Причинять зло тем, кого мы ненавидим, – значит подливать масла в огонь нашей ненависти. И наоборот, поступать с врагом великодушно – значит притуплять нашу ненависть к нему.
71
Самый лучший способ заставлять молчать нашу совесть – все время убеждать себя и других в том, что люди, перед кем мы виновны, на самом деле развратники, заслуживающие всяческого наказания, даже ликвидации. Жалеть тех, кого мы обидели, мы не можем. Безразлично относиться к ним мы тоже не можем. Мы должны или ненавидеть их и преследовать, или же останется открытой дверь к презрению самих себя.
72
Возвышенная религия неизбежно порождает в человеке сильное чувство вины. Неизбежен конфликт между высоким духом этой религии и несовершенством верующего в жизни. Логично, что чувство виновности способствует ненависти и бесстыдной злобе. Получается: чем выше и чище вера, тем злобнее ненависть, порождаемая этой верой.
73
Легче ненавидеть врага, в котором много хорошего, чем врага насквозь дурного. Кого мы презираем, того ненавидеть не можем. Японцы имеют перед нами преимущество: они уважают нас больше, чем мы их. Американцы в международной политике не умеют ненавидеть благодаря врожденному чувству превосходства надо всеми иностранцами. Ненависть американца к американцу (например, к Гуверу или Рузвельту) куда более злобна и опасна, чем его антипатия к иностранцу. Интересно отметить, что отсталый Юг проявляет больше ксенофобии, чем остальная часть страны. Если бы американцы начали ненавидеть иностранцев, это был бы признак того, что они утратили веру в собственный образ жизни.
В ненависти есть скрытая доля восхищения, проявляющаяся в склонности подражать тем, кого ненавидим. Таким образом, каждое массовое движение складывается по подобию своего дьявола. Христианство в дни своего расцвета приняло образ антихриста. Якобинцы прибегли ко злу тирании, против которой они восстали. Советская Россия является величайшим примером чистейшего монополи– стического капитализма. Гитлер взял «Протоколы сионских мудрецов» как учебное пособие для руководства и следовал им «вплоть до малейшей детали»{97}.
Просто поразительно наблюдать, как угнетенные стараются почти всегда принять образ своих ненавистных угнетателей. Зло, которое совершают люди, продолжает жить и после их смерти, и объясняется это частично тем, что другие люди, имеющие больше всех оснований ненавидеть это зло, большей частью формируются по образу этого зла и тем самым увековечивают его. Поэтому влияние фанатика значительно больше, чем его способности. Обращая людей в свою веру или отталкивая их от нее, он создает мир по своему подобию. Фанатичное христианство оставило свой след в античном мире как привлечением приверженцев, так и тем, что вызвало в своих оппонентах-язычниках несвойственную им нетерпимость и жестокость. Гитлер навязал себя миру распространением нацизма и тем, что заставил демократии сделаться нетерпимыми, одержимыми и безжалостными. Коммунистическая Россия создает своих сторонников и своих противников по своему образцу.
Таким образом, хотя ненависть – удобное орудие для мобилизации общества в целях самозащиты, в конечном счете обходится она обществу недешево. Мы расплачиваемся за ненависть тем, что теряем все или многие ценности, которые старались защитить.
Гитлер, догадавшийся, что в ненависти заключена и доля восхищения, пришел к замечательному выводу. Крайне важно, говорил он, чтобы национал-социалисты добивались жгучей ненависти своих врагов. Такая ненависть докажет превосходство национал-социалистской веры. «Наилучшее мерило ценности его (национал-социализма) позиции, искренности его убеждений и силы его воли – это враждебность, какую он вызывает у… врага»{98}.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
