Он вспомнил, что один его знакомый открыл фирму, которая за известную плату обеспечивала алиби для неверных супругов. Возможно, стоило бы ему позвонить?
Вот тебе и бабушка рядышком с дедушкой! Как там про черного кобеля говорят? А еще про ворону, которая зарекалась жрать что-то там чрезвычайно аппетитное.
Они перешли Невский и пошли по направлению к Адмиралтейству.
— Может, в «Лягушатник»? — спросила Вера.
— Спохватилась! — усмехнулся Денис. — Нет больше «Лягушатника». Прощай, молодость! А жаль. Я так эту кафешку любил. Особенно зеленые бархатные диваны. Вот тут, за углом есть обычная мороженица. Зайдем?
— С удовольствием, — улыбнулась Вера. — Во Франции нет такого омерзительно жирного пломбира, как у нас. Кажется, я по нему соскучилась.
— Только по пломбиру? — вполне невинно уточнил Денис, надеясь все же, что не выглядит слишком уж взволнованным дураком-старшеклассником, который впервые пригласил девочку на свидание.
Вера не ответила, только взглянула искоса. Ей, судя по всему, эта подростковая игра тоже нравилась.
Они зашли в кафе, сели за столик. Заказали мороженое и шампанское.
— Ты же за рулем, — испугалась Вера.
— He-а. Хочешь верь, хочешь нет, но мне нравится иногда ездить в метро. Если не в час пик, конечно. Особенно на эскалаторе. Раньше, лет в семнадцать-двадцать, у меня была любимая игра. Стоишь на эскалаторе и разглядываешь людей, едущих навстречу. Лица скучающие, кто куда смотрит. И вдруг — глаза в глаза. Какие-то секунды — и все, мы больше не увидимся. Я все думал, кто он, мой случайный визави? Мог сочинить о нем целый роман. И не обязательно это была симпатичная девушка. Усталый мужчина, ребенок, старик — неважно. А сейчас я заметил, что люди избегают смотреть друг другу в глаза. Даже вот так, мимолетно. — Заметив легкую Верину улыбку, Денис смутился. — А где твоя Марго?
— В Париже осталась. В собачьей гостинице.
— Так что у тебя здесь за дела?
Денис случайно задел Верину руку и почувствовал, как сердце зашлось в диком танце.
— «И не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами», — усмехнулась Вера, но руку не убрала. — А дела по работе. Тебе это неинтересно будет. Лучше расскажи, как ты? Наследника не ждете?
— Нет.
— А хочешь?
— Хочу, конечно. Толстого, лысого, щекастого. Как у сестры.
— Так за чем дело стало?
Денис только плечами пожал. Кто его знает, за чем. Всего-то три месяца женаты. Только вот теперь он уже не был так уверен, что хочет ребенка от Инны.
Не распускай сопли, баран, приказал он себе. Ты сейчас дойдешь до того, что сделаешь ей предложение. Руки, сердца и материальной наличности. Хотя вполне будет достаточно другой части организма.
Они пили вино, ели омерзительно жирный пломбир с орехами, разговаривали и оба прекрасно понимали, чем вечер кончится. Наверно, если бы они взялись за руки, а свободными руками прикоснулись к клеммам вольтметра, его точно зашкалило бы.
— Может, к тебе поедем? — спросил Денис. Хотел, чтобы вышло небрежно, уверенно, а голос предательски дрогнул.
— У меня же мама, — покачала головой Вера.
— Ну… Тогда ко мне.
— То есть?
— Мы у Инны живем. А я новую квартиру купил, ее уже почти закончили отделывать, только еще не обставили до конца.
— Не боишься?
— Да там меня никто не знает. На этаже всего один сосед, но он еще не въехал.
Сказав это, Денис тут же понял, что Вера имела в виду совсем другое. Даже язык прикусил от досады, таким идиотом себя почувствовал. И разозлился: вот еще, бояться!
Вера вышла в туалет, и он позвонил домой. Озабоченно честным голосом известил Инну, что срочно уезжает в Москву. Даже домой не успеет заехать. Поезд через час. А завтра самолетом обратно. «Угу, — без всякой печали в голосе отозвалась жена. — Поосторожнее там». И отключилась.
* * *
— С ума сойти! Уже светает. — Нагнувшись, Вера нашарила на полу рядом с диваном часы. — Пять минут восьмого. А в три у меня самолет. Надо еще домой за вещами заехать.
— А я тебя не отпущу.
Денис положил голову ей на живот, закрыл глаза и сжал кулаки. Так он еще в детстве делал, когда бабушка пыталась увести его домой со двора. Расставлял пошире ноги, зажмуривался крепко и кулаки сжимал. Если хотите, можете тащить.
Вера засмеялась было, но тут же умолкла. Поняла, что не шутит.
— Денис, я не могу остаться, — тихо сказала, почти шепотом.
— Почему? Из-за работы? Плюнь ты на нее!
— Не могу. И плюнуть не могу, и… И не только из-за работы.
— Вера! — Денис так крепко сжал ее руки, что она жалобно ойкнула. — Извини. Я, как последний осел, один раз тебя уже отпустил. И даже не понял, что натворил. Я вообще ничего не понимал, что делаю. Думал одно, делал другое, а получалось вообще непонятно что. Нет, даже не так. Я все время что-то придумывал, в чем-то себя убеждал. И верил в это. И… Слушай, я совсем запутался. Я только знаю, что люблю тебя. Вот и все. И давно уже. Только раньше не мог этого понять. Или не хотел.
— А как же?..
— Инна? Видишь ли, бывают в жизни такие вещи, за которые всю жизнь потом бывает стыдно. Не потому что сделал что-то плохое, нет. Вот когда тебя нагло обманывают, как последнего лоха разводят, тебе же стыдно, что так глупо попался? А когда сам себя развел… Мне вдруг показалось, что она — моя половина. Я сейчас только понимаю, что искал женщину, похожую на тебя.
— А она похожа на меня? — удивилась Вера.
— Нет. Совсем не похожа. Ни внешне, ни внутренне. Вернее, было что-то такое. Наверно, на это я и клюнул. Сейчас этого уже нет. А тогда… Вдруг показалось, что если я ее потеряю, то и жить на свете просто незачем.
Он рассказал, как сидел всю ночь под дождем на скамейке у дома Инны, как она привела его к себе, как ухаживала за ним, простуженным. Вера внимательно слушала, накручивая на палец прядь волос.
— Когда я тебя в Париже увидел… Это просто как цепная реакция была. Одно за другое, другое за третье. Все меня в ней стало раздражать. Только я все равно не мог понять, что все дело в тебе. И даже вчера вечером…
— Что вчера вечером? — Вера руками приподняла его голову и посмотрела прямо в глаза.
— Я не думал, что это так серьезно. Я тебя хотел, не знаю, как маньяк какой-то. Но не думал, что не смогу тебя отпустить. Верочка, милая, не уезжай. Пожалуйста. Я не смогу без тебя.
Вера молчала. Денис видел, что она с большим трудом сдерживает слезы, и все внутри него разрывалось от боли, от отчаяния, от какой-то странно мучительной нежности, заставляющей руки дрожать, делающей голос хриплым и непослушным.
