Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 141
На все вопросы Сахнин отвечал с завораживающей убедительностью медиума. Это его особенность, с которой не раз еще потом пришлось иметь дело. Конечно же речь идет о реально существующей несчастной женщине. Ее имя сохраняется в тайне исключительно ради ее безопасности и из моральных соображений. Увы, таких, по достоверным данным, становится все больше… Так что статья – своего рода предупреждение: не ходите, дети, в Африку гулять. Официальные органы, которым не пристало входить в прямой конфликт по этому поводу с братскими арабскими странами, только спасибо скажут, если необходимый сигнал раздастся со страниц «Комсомольской правды», которая имеет право, просто обязана проявлять заботу о неразумных молодых гражданах своей страны. А в конце концов, у нас свобода печати.
Подпирал и этаж. Общительный Аркадий не делал секрета из содержания рукописи, которую он положил на стол временно исполняющего обязанности главного редактора. Ко мне в кабинет началось паломничество. И если кое-кто из членов редколлегии, особенно ответственный секретарь, который, как и главный, отвечал за все, еще чесали в затылке, то литсостав прямо-таки сгорал от нетерпения увидеть статью в печати.
Словом, я легко позволил себя уговорить и через пару дней, дав статье «отлежаться», поставил ее в номер. Была еще опасность, что придерется цензура, но цензор, то бишь уполномоченный Главлита, сидевший в нашем же здании, задал мне те же вопросы, что я Сахнину, и так же легко удовлетворился моим пересказом его ответов. Если цель была в том, чтобы переплюнуть зазнавшиеся «Известия», то она была выполнена. Что там «Эхо войны». За номером «Комсомолки» гонялись, как за глотком воды в пустыне. На «черном рынке», как мне говорили, за него просили астрономическую цену.
Мое редакторское самолюбие было удовлетворено на двести процентов.
Коллеги из других газет явно завидовали и как бы невзначай интересовались реакцией «инстанции». А «инстанция», то есть большой – ЦК партии – и малый – комсомола – помалкивали. Это и успокаивало, и настораживало.
Но только на следующий день мы в редакции начали догадываться, какого джинна вызвали из бутылки.
Первый вал составили звонки и телеграммы сердобольных наших читателей, которые требовали чуть ли не разрыва отношений со страной, где осмеливаются так поступать с нашими советскими девушками. Этот напор было не так уж трудно выдержать. Но когда поступили вести, что арабские землячества в Московском университете, Университете Патриса Лумумбы и других вузах Москвы собираются устраивать демонстрации протеста на улице «Правды», я по-настоящему растерялся: такого не только в моей практике, но, думаю, и вообще в практике нашей общественной жизни того времени еще не бывало.
Само собою разумелось, что иностранные студенты, особенно из стран третьего мира, рекрутируются из представителей левых сил и во всем солидарны с властями и прессой (что в их глазах было одно и то же) страны развитого социализма. Да, они выходили на митинги и демонстрации – когда надо было осудить агрессию Израиля в Синае или шпионский полет Пауэрса над Советским Союзом… Но устраивать демонстрацию против статьи в органе ЦК ВЛКСМ – такого еще не бывало…
Первым делом я позаботился о вызове в редакцию Сахнина. Да он, надо отдать ему должное, и не ждал приглашения. Потрясая пачкой каких-то бумаг, которые в ту минуту мне просто недосуг было читать, он объявлял готовность представиться демонстрантам в качестве автора статьи и дать ответы на все вопросы.
Добровольная разведка меж тем сообщила, что первые ряды демонстрантов уже ступили с Ленинградского проспекта на асфальт улицы «Правды»
– Будь спокоен, – твердил вошедший в раж Сахнин, с которым мы уже успели перейти на «ты», – у меня есть что сказать и какие примеры привести. Пусть послушают. Только дай мне переводчиков – с арабского и английского.
В голове у меня мелькнуло, что ситуация начинает напоминать нечто читанное в романах о нравах Запада.
Я уже нажимал кнопку звонка, чтобы поручить редактору иностранного отдела обеспечить Сахнина переводчиками, как впервые за это утро ожила вертушка.
Звонил завсектором газет большого ЦК. Тот самый.
– Там к вам демонстрация движется, – сказал он без лишних предисловий, – в контакт не вступайте. В крайнем случае говорите, что обращаться им надо в Комитет солидарности с народами Азии и Африки. Там их готовы принять в любую минуту и все разъяснить. А с вами, – многообещающе закончил он, – мы объяснимся попозже.
В ту минуту заключительный аккорд как-то не дошел до меня. Зато запрещение вступать в контакт с демонстрантами вызвало вздох облегчения у меня, да, кажется, и у Сахнина, когда он понял, что его готовность по-матросовски броситься на амбразуру оценена, но не востребована.
Заву иностранным отделом я сказал, чтобы с парой надежных сотрудников «с языками» он спустился в подъезд и в случае необходимости рассказал вежливо демонстрантам, куда им следует обратиться.
Вскоре он доложил мне, что демонстранты, посмотреть на которых я, не выдержав, вышел на балкон, с пониманием и даже явным удовлетворением – видимо, они уже и сами напугались собственной смелости – отнеслись к сказанному, тут же отрядили делегацию на Кропоткинскую, где находился названный им комитет, и потихоньку рассеялись.
Позднее Саша Дзасохов, который тогда работал ответственным секретарем комитета, рассказал мне, не забыв посетовать на головную боль, которую статья им доставила, что, базируясь на материалах, полученных из «соответствующего источника», они привели арабским студентам несколько примеров, связанных в основном с Саудовской Аравией и Объединенными Арабскими Эмиратами, объяснив, что ни настоящее имя девушки, ни название страны не могли быть названы в силу дипломатических соображений. Студенты из Саудовской Аравии у нас тогда не учились, и обижаться за нее было некому.
Задним числом я догадался, что это были за «соответствующие» источники, которыми руководствовался Дзасохов да и Сахнин. КГБ и тогда, и позже позволял себе такого рода интервенции, когда был уверен в их целесообразности, предпочитая объясняться с ЦК и МИДом не до, а постфактум.
Может быть, поэтому со мной, вопреки обещанию завсектором, никто особо объясняться не стал. А когда дошло до разбора моих подвигов, на секретариате ЦК КПСС зачли и этот грех неуправляемости.
Насколько одиозная по тогдашним представлениям статья Сахнина опередила время, я по-настоящему понял только в наши дни, когда каждый день появляются сообщения о партиях «живого товара», который поступает из России, Украины и других стран СНГ на международные рынки сексуальных услуг.
…Как бы то ни было, когда года два спустя Сахнин со знакомой таинственной миной на лице снова появился в моем кабинете, я сказал себе, что со спокойными деньками, если они вообще выдавались в нашей ежедневной газетной круговерти, надо надолго проститься.
В промежутке между двумя визитами ко мне Сахнина состоялся ни много ни мало октябрьский пленум ЦК КПСС 1964 года.
У нас же изменилось только то, что еще при Хрущеве из заместителя я превратился в первого заместителя главного редактора. Другой особенностью момента было то, что главный – Юра Воронов – был на месте, а не в зарубежной отлучке, как в прошлый раз.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 141
