Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Но человек предполагает, а боги располагают. Новый день превратил беднягу Косту в игрушку всей команды древнегреческих небожителей, и, должно быть, олимпийцы здорово повеселились, наблюдая за ним.
Русскую поговорку «Где тонко, там и рвется» Коста никогда не слышал, но по опыту знал, что неприятности, уж если они случаются, происходят в самый неподходящий момент.
Сиеста, с точки зрения нормального грека, совершенно точно являлась неподходящим временем для всплеска бурной деятельности. К сожалению, заполонившие имение девицы коренными жительницами Эллады не были, а потому и не имели уважения к свято почитаемой древнегреческой традиции послеполуденного отдыха.
Симпатичная, как все они, особа с серебристыми, словно ветви оливы, волосами начала свое первое восхождение на трехметровую стену сразу после обеда.
Изображение карабкающейся на ограду девицы передала на монитор охранника камера номер три.
Сначала Коста не поверил своим глазам.
Он бы еще понял, если бы стену имения штурмовали с внешней стороны – в конце концов, захват чужих угодий, городов и даже целых островов был вполне в духе другой древнегреческой традиции, давно пресекшейся, но незабытой. Однако девица лезла не в имение, а из него, и вот это было очень странно! Ни одна нормальная греческая девушка не стала бы рваться на скудные вольные хлеба, имея неограниченную возможность кататься, как овечий сыр в оливковом масле.
– Иностранка! – закатив глаза, пожаловался Коста вентилятору на потолке.
Вентилятор зарубежного производства ответил ему неопределенным гудением.
Коста выбрался из кресла, сердито натянул поглубже кепку с длинным козырьком, глубоко вздохнул – и вынырнул из прохладного затемненного помещения в белый ад.
Белыми были раскаленные камни, стены, солнце в небе, сами небеса и холщовые штаны свободолюбивой иностранки.
Вовремя подоспевший Коста ухватил ее за лодыжку и сдернул вниз, при этом урезонивающе рокоча «Спокойно, спокойно!» – на греческом, которого девица явно не знала.
В свою очередь, Коста не понял длинной энергичной фразы на русском.
И слава богу, что не понял! Мог бы обидеться за маму.
– Я к морю хочу! Море! Плавать!
Непонятливый Коста покачал головой.
Языковой барьер казался непреодолимым, но девушка с оливоподобными волосами штурмовала его так же решительно, как и стену. Она перешла на язык жестов: сначала сделала волнообразное движение рукой, затем сложила вместе ладони, немного подержала их перед грудью, потом широко развела руки в стороны и одновременно шумно выдохнула.
Любому, кто плавает брассом, эта пантомима была бы однозначно понятна.
Однако Коста не разбирался в спортивных стилях, практикуя исключительно доморощенные саженки. Продемонстрированные ему молитвенно склеенные ладошки и тяжкий вздох он проассоциировал с религиозной экзальтацией, а волнообразные движения руки – с многократными поклонами.
Очевидно, зарубежная гостья испытывала мощный позыв к отправлению некоего религиозного обряда, но при этом не знала, что на территории имения есть небольшая, но очень симпатичная часовня.
– Пойдемте, я провожу вас! – сказал он похвально набожной иностранке и крепко взял ее за запястье.
– Да иди ты сам куда подальше! – сказала на это неробкая дева.
Она ловко вывернулась, а затем и убежала под сень серебристых олив, где прекрасно замаскировалась – благодаря цвету волос и штанов.
– Больная какая-то, – поправив кепку, подумал вслух Коста.
– Больной какой-то! – бурчала девица, сотрясая кусты.
Сориентировавшись по солнцу, охранник понял, что набожная иностранная гражданка лезла через стену не куда-нибудь, а точно на восток. Это наводило на мысль о мусульманстве. Может, именно поэтому девицу не устроила христианская часовня?
Размышляя на богоугодные темы, Коста вернулся на свой пост и успел к монитору как раз вовремя. Шустрая иностранка пересекла просторный многоуровневый двор и теперь штурмовала трехметровую стену на западной стороне.
С учетом того очевидного Косте и неизвестного иностранке факта, что именно с запада ограда отделяла имение от крутого обрыва, энергичные физкультурно-религиозные движения в указанном направлении категорически не приветствовались!
Коста скверно выругался и полетел на перехват, уже понимая, что может не успеть. Еще чуть-чуть – и сумасшедшая девица доберется до гребня стены, перевалит через нее – и бухнется в пропасть!
И воздаст хвалу Господу своему уже при личной встрече на том свете…
– Девушка! Девушка! – закричал Коста.
По-гречески – «Корицы! Корицы!».
Для русского слуха это звучало оскорбительно.
– Ты кого курицей обозвал, черт нерусский?!
Девица обиделась, передумала убегать, спрыгнула со стены во двор и уперла кулачки в бока.
– Спиты! – что по-гречески означало «дом», попросил раздерганный Коста и потыкал пальцем в направлении гостевых домиков.
– Сам спи! Я к морю хочу! – огрызнулась девица и ушла, часто оглядываясь на хмурого охранника и невнятно бормоча.
– Педи му! – отчетливо произнес Костин внутренний голос. – У меня очень дурное предчувствие!
Наш с Тяпой новорожденный план был изящен и прост.
Оставив Катерину с ее простынно-шваберной конструкцией куковать под забором, я юркой змейкой шмыгнула в роскошный жасминовый куст.
Роскошным его делали не цветочки – они давным-давно осыпались, а длина и пышность гибких ветвей. Спускаясь до земли, они образовали плотную круговую завесу. Укрывшись за ней и под ней, я оказалась в непроглядном зеленом шатре. Даже если где-то поблизости имелась камера наблюдения (а я на это очень надеялась и даже твердо рассчитывала), в жасминовой юрте она меня высмотреть не могла.
На всякий случай, я проверила, нет ли специальной камеры непосредственно под кустом. Ее там не было. Очевидно, происходящее под сенью кущ наблюдателей не волновало.
Не случайно, значит, Аполлон Санторинский и его рыжекудрая Афродита сливались в экстазе в зеленях, а не на простынях.
Устроившись поудобнее и дождавшись, пока жасминовые ветви перестанут волноваться, я подала голос:
– Катя, давай! Я готова.
– Занавес! – по-своему скомандовала моя Нюня.
Она у меня натура артистичная и тонко чувствует художественный момент.
Катерина широким жестом отбросила в сторону закрывавшую ее простыню, и присобаченная к тряпке швабра забилась в конвульсиях на неровностях вымощенной камнем дорожки с сухим стуком, похожим на нервную барабанную дробь.
Это добавило художественному моменту нотки драматизма.
Я посмотрела на дисплей мобильника, разжалованного в хронометры, и засекла время.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
