Роберт вслушивается в тишину незнакомой квартиры. Он вновь загнал себя в угол. Его жизнь похожа на дорогу с односторонним движением. Ему часто приходится давать задний ход, чтобы не заехать в тупик. Он видит себя мальчишкой из бедной семьи, шагающим с опущенной головой по улице, где живут богачи Мюлуза. Как ему хочется показать им язык и выкрикнуть в их адрес ругательства! К восемнадцати годам он пришел к выводу, что надо прятать в дальний ящик распиравшую его с детства ненависть и все силы приложить для того, чтобы стать ровней этим богатеньким сынкам и, больше того, превзойти их во всем. Ему казалось, что сыну рабочего удастся утереть нос богачам. Позднее он понял, что одними знаниями и умением мало чего добьешься в этой жизни. Будь он хоть семи пядей во лбу, двери в высшее общество останутся для него по-прежнему наглухо закрытыми. Надо вычеркнуть из памяти прошлое и придумать себе новую биографию, жениться на одной из самых завидных невест Парижа с перспективой занять однажды директорское кресло, чтобы возглавить империю. Заключить брак по расчету. Войти на равных в круг людей, которыми он, с одной стороны, восхищался, а с другой — ненавидел всей душой. Стать преуспевающим дельцом и навсегда забыть о бунтаре, похороненном в себе.
4
Анук вдоволь насмотрелась на Микки-Мауса, удиравшего от злого кота на телевизионном экране.
Без четверти девять утра. Она натягивает лиловый купальник-бикини. На крошечном треугольнике трусиков — большая желтая маргаритка.
«Что надо сделать, чтобы получше увидеть Вашингтон? Как миновать толпу туристов и набитых битком автобусов?»
Еще по одной маргаритке на двух треугольниках верхней части бикини.
«Сначала искупаюсь, а потом махну-ка я в музей. Ходить, смотреть, впитывать впечатления. Существовать!»
В легких брючках и рубашке навыпуск, в темных очках, защищающих глаза от солнца, она выходит из номера.
В холле Анук сразу направляется в комнату, где находится сейф. Открыв одну из ячеек, она кладет в нее деньги, оставляет себе на расходы шестьдесят долларов, которые получила от Роберта.
— Мадам, не потеряйте ключ.
Она вновь открывает ячейку сейфа, чтобы положить паспорт.
Анук возвращается в холл. Оставив в надежном месте документы и деньги, она испытывает некоторое облегчение. Теперь можно идти на все четыре стороны, куда глаза глядят.
Пройдя гостиничный коридор, она, наконец, выходит на воздух.
Улица встречает ее несусветной жарой. Вот счастье-то! И тут же пот льется градом по ее спине. Вот еще удовольствие! Выцветшее небо. Воздух, пронизанный солнечным светом.
Она видит, что вокруг бассейна имеются свободные лежаки. На занятых же лежат, уткнувшись в газету, бизнесмены. В большинстве своем это толстяки с животами, вываливающимися из слишком тесных для них плавок. И почти все читают «Вашингтон пост». Маленькая девочка ныряет в бассейн. Ее каштановые волосы развеваются в прозрачной воде. Девочка выныривает и трет глаза руками.
Анук чувствует, что за ней наблюдают. Она смотрит по сторонам. На первый взгляд никто не обращает на нее внимания.
И все же чувство, что ее разглядывают, не покидает ее. Надо показать, на что она способна. Заправив волосы под голубую купальную шапочку, она спускается в воду и плывет на спине. У нее отточенные и четкие движения. Она знает, что в воде ее стройное гибкое тело выглядит еще более привлекательным. Она рассекает воду с изяществом балерины, крутящейся в пируэте.
Анук ударяется с размаху головой о стенку бассейна. От досады и боли она негромко вскрикивает.
Расстроенная неудачей, девушка вылезает из воды и присаживается на край бассейна. Она снимает шапочку и распускает по плечам волосы, чтобы немного подсушить их на жарком солнце. Несколько минут спустя Анук направляется к свободному лежаку под красным зонтиком, по пути замечая молодого человека, который, вероятно, разглядывал ее. Она окидывает его беглым взглядом: блондин двадцати пяти или двадцати шести лет. Анук вытягивается на лежаке. Она чувствует на себе взгляд незнакомца. Она прикрывает глаза.
— Вы ударились головой…
Он склоняется над ней.
Анук отвечает вполголоса, делая вид, что не расположена к разговорам…
— Ничего страшного…
— Бассейн небольшой, а вы поплыли слишком быстро… — говорит молодой человек.
Он присаживается на соседнем лежаке и, скрестив руки на груди, поворачивает голову в ее сторону.
Что могут прикрыть две узкие мокрые полоски ткани вокруг ее бедер и груди? Под его взглядом она чувствует себя почти голой. Сквозь черные очки она незаметно наблюдает за молодым человеком.
— Я привыкла купаться в большом бассейне.
— Я приметил вас еще вчера. Вы разговаривали с мужем у стойки регистратуры. Я знаю французский.
И он продолжает на французском языке:
— Ваш муж уехал куда-то?
— У него совещание в Бостоне.
— И он оставил вас в одиночестве…
— Да. Он вернется поздно вечером.
Зачем она сказала «поздно»?
— Это ваша первая поездка в Вашингтон?
— Да. Но я уже ухожу. Я хочу посетить Национальную картинную галерею.
— Музеи открываются не раньше десяти утра. А сейчас еще нет и половины десятого…
— У меня всего три дня. Мне дорога каждая минута. А вы надолго сюда?
— Я приехал на сутки. Из Нью-Йорка.
— Что это? Такой длинный шрам? — спрашивает Анук.
— Удар приклада между ребрами. Вьетнамский сувенир… Могло бы окончиться и хуже.
Он протягивает руку и слегка касается ее шеи.
— Хиппи?
Она чувствует, как кровь пульсирует в том месте, где его рука коснулась ее татуировки.
— Нет.
— Что же тогда?
— Что тогда?
Он на секунду задерживает ладонь на шее Анук.
— Женщина, которая делает себе татуировку… И такой знак…
Она негромко произносит:
— Уберите руку…
Он повинуется.
— Вы знаете, как вытравить татуировку?
— Нет, — отвечает она. — Понятия не имею.
— Для этого нужно женское молоко… Его вводят в каждую инкрустированную точку на коже… Так говорят…
Анук встает и окидывает взглядом молодого человека. У него стройное гибкое тело и интеллигентное лицо. Он поднимается, в свою очередь. Она убеждается в том, что он гораздо выше ее ростом. Молодой человек держится на таком близком от Анук расстоянии, что она чувствует запах его пропитанной солнцем кожи.
— Я здесь с восьми утра и уже успел вдоволь наплаваться, — произносит он. — Вчера я арендовал машину, чтобы навестить друга, который живет в сорока километрах отсюда, в Мэриленде. До трех часов я полностью свободен. Я бы мог проводить вас до музея…
