— Во всяком случае, решатся далеко не все, — менее оптимистично заметил Унгвари. — Но даже те, кто решится, будут знать: при попытке подавить этот переворот они столкнутся с германскими войсками, и тогда воевать придется на два фронта: против русских и против германцев.
— Вы правильно мыслите, господин Унгвари, — похвалил его Мюллер. — Понятно, что Скорцени появится лишь незадолго до переворота, который скорее всего может произойти осенью. Так что у вас, господин Салаши, есть время для того, чтобы собрать силы, подумать о составе нового правительства и смене армейского руководства.
— Но уже сейчас мы должны готовить общественное мнения к тому, что во главе правительства станет господин Салаши? — спросил Унгвари. — Я правильно понимаю замысел фюрера?
— Если у вас, друзья мои неподсудные, не обнаружится других кандидатур…
— Их нет.
— Я не случайно спросил о других кандидатурах, поскольку ваш избранник должен стать не только премьером венгерского правительства, но и фюрером венгерского народа. — Мюллер, задумчиво глядя себе под ноги, помолчал, вернулся на свое место за письменным столом и вдруг, впервые за все время их встречи просветлев лицом, озорно спросил: — А почему мы все решили, что другой кандидатуры быть не должно? Почему бы не подумать об известном нам Отто Скорцени, который по материнской линии, как известно, является венгром?
— Скорцени действительно не скрывает, что у него венгерские корни, — легкомысленно ударился в рассуждения по этому поводу Унгвари, совершенно забыв, что разговор происходит в присутствии Салаши, который и мысли не допускал о том, чтобы во главе Венгрии стал кто-либо иной, кроме него.
— Причем не обязательно рассматривать обер-диверсанта как претендента на кресло премьера, — подхватил его мысль шеф гестапо. — Скорцени вполне мог бы смириться с должностью фюрера как главы государства. Хотя… — побарабанил толстыми, как крупнокалиберные пулеметные патроны, пальцами обергруппенфюрер СС, — почему бы не взглянуть на судьбу венгерского правления шире и не начать зарождение новой венгерской королевской династии с обер-диверсанта рейха?
— Вы говорите об этом всерьез? — искренне удивился Салаши.
— В этом мире, друзья мои неподсудные, есть только один человек, которому позволено считать меня самым большим шутником рейха. Но этот человек — фюрер. Причем не Венгрии, а Германии.
— Но как вы себе это представляете с точки зрения монархических традиций?
— Плевать я хотел на ваши монархические традиции и «чистокровные» королевские династии, господин Салаши. Дайте мне досье на любого монарха, и я очень просто докажу вам, что предки его когда-то были простыми крестьянами или воинами-пастухами. Так что нам помешает короновать славного рыцаря Отто Скорцени, раз и навсегда закрыв полемику о целесообразности поста регента, равно как и о праве того или иного принца той или иной династии — на пустующий венгерский трон?
— Понимаю, что это всего лишь шутка, — неуверенно усмехнулся Салаши.
— Пока что — да, всего лишь шутка, — признал Мюллер. — Но лишь до тех пор, пока идея коронации не овладеет самим Скорцени. Потому что, если уж она овладеет «самым страшным человеком Европы», то всем нам, друзья мои неподсудные, уже будет не до шуток.
— Думаю, что до этого дело не дойдет, — явно занервничал Салаши. — Скорцени прекрасно понимает, что обладателем венгерского трона может стать только член одной из европейских королевских династий.
— Я уже сказал, что всякая монархическая династия когда-то да зарождалась, — проявил полное непонимание проблемы Мюллер, не упускавший возможности поиграть на нервах Салаши. — Так почему бы очередной, сугубо венгерской династии не положить свое начало с коронации Скорцени Великого или в крайнем случае Скорцени Первого?
Салаши и Унгвари беспомощно, в полном отчаянии, переглянулись.
— Ведь вынашивает же планы собственной коронации регент Миклош Хорти, — аргументированно добил их Мюллер.
— Это невозможно, — проворчал Салаши, окончательно мрачнея. — Оба варианта — с Хорти и со Скорцени — невозможны.
— Чувствую, мы увлеклись. Поэтому прекращаю дискуссию и уведомляю вас, друзья мои неподсудные, что связь со Скорцени и вообще с Берлином вы будете осуществлять через начальника службы безопасности района Балкан и Италии, штурмбаннфюрера СС Вильгельма Хёттля[29], одного из сподвижников Скорцени.
— Вильгельма Хёттля? — вопрошающе повторил Унгвари, выхватывая из бокового кармана небольшую записную книжку. — Я слышал об этом майоре СС.
— «Слышать» о таком человеке, друзья мои неподсудные — этого слишком мало. Какие-нибудь более конкретные факты имеются?
— Базируется он при штаб-квартире командующего германскими войсками в Венгрии и германского военного коменданта в Будапеште обергруппенфюрера СС Пфеффер-Вильденбруха.
— Это уже кое-что. Поддерживайте с ним связь.
— Сразу же после возвращения в Венгрию наладим контакты с майором СС Хёттлем, — заверил Салаши. — Со своей стороны мы назовем всю акцию по захвату Цитадели с резиденцией регента — «Операция „Цитадель”».
— Узнаю хватку опытного офицера Генштаба, — прощально произнес Мюллер. — В моих бумагах эта операция будет проходить под таким же кодовым названием[30]. И мой вам совет, Салаши: когда вы придете к власти и вся Венгрия будет у ваших ног, не забывайте, что сами вы могущественны лишь до тех пор, пока пребываете у ног великого фюрера. И еще советую вам, друзья мои неподсудные, никогда не забывать о старом добряке Мюллере, которому вы тоже когда-нибудь можете пригодиться.
— Мы будем помнить об этом, — скромно потупил украшенную крупными залысинами голову сорокасемилетний вождь нилашистов.
15
Лишь на рассвете они открыли для себя, что на самом деле их хуторок был окраиной деревни, две улочки которой прятались за грядой лесных холмов, в неширокой луговой долине. Мария пожалела командарма, приказала: «Лежите, генерал, а я пойду, раздобуду чего-нибудь поесть», и в постиранной с вечера, но еще не просохшей гимнастерке отправилась в деревню.
Не было ее довольно долго, и Власов уже забеспокоился. Добрел до одного из холмов, залег там и… вновь уснул. Разбудила его Мария. Она бродила рядом, с небольшим сверточком в руке, и окликала его.
Он до сих пор уверен, что выдала их немцам та же старушенция, которая угостила Марию. Когда Воронова попросила ее дать что-нибудь с собой, потому что в лесу ее ждет товарищ, она возмутилась и заявила, что больше у нее ничего нет. Вот тогда-то Мария и поразила ее воображение, сказав, что там ждет не просто… а генерал. Самый главный из всех, которые сражались в этих краях.
