На парковке при форте она остановилась возле синего круизера местного департамента полиции и побитого коричневого внедорожника средних размеров. Днища обеих машин покрывал белый налет – из-за соли, при помощи которой здесь топили снег и лед.
На форт Крейн смотрел неодобрительно – впервые такую мину у него на лице Эбби увидела, когда ему довелось услышать рассказ музейного гида о «Скачке Пола Ревира».
Впрочем, не успел Крейн пожаловаться на очередное небрежение культурным достоянием, а их уже приветствовал высокий юноша в форме и бледный, сутулый старик в черном пальто и с тростью. Не нужно было быть детективом, чтобы догадаться, кто из них на какой машине приехал.
– Вы, должно быть, следователь Раддл, – обратилась Эбби к копу.
– Просто Пол. – Он пожал Эбби руку. Забавно, как в департаменте полиции Тикондероги вместо термина «детектив» употребляют «следователь».
– Я лейтенант Эбби Миллс, а это наш консультант профессор Икабод Крейн.
Раддл и Крейну крепко пожал руку.
– Рад знакомству, профессор Крейн. Где преподаете?
– В Оксфорде, хотя в данный период времени я на отдыхе и консультирую лейтенанта Миллс.
Старик сухо рассмеялся.
– Мне нравится его акцент. Он такой… британский.
– Это, – представил его Раддл, – Теодор Провонча. Он один из экскурсоводов.
– Зовите меня просто Тедди. Итак, мне сообщили о ваших опасениях, что Крест Независимости собираются украсть.
– Это даже не опасения, а уверенность, мистер Провонча, – ответила Эбби.
– Я же сказал: Тедди, – улыбнулся Провонча.
Эбби продолжала смотреть на него ровно и холодно.
– Дело в том, что четыре креста уже украдены.
При этом погибло шесть человек.
Улыбка сошла с лица Провончи.
– Боже правый, какой ужас!
– Вот именно. Потому мы и хотим усилить охрану.
– Насчет этого не знаю, но, – произнес Провонча, направляясь к форту, – позвольте вам тут все показать. Увидите, как устроена система безопасности.
– Было бы замечательно.
Эбби от души понадеялась, что форт изнутри отапливается, потому как в Тикондероге оказалось заметно холоднее, чем в Сонной Лощине.
– Мистер Провонча, – обратился по дороге Крейн к экскурсоводу.
– Прошу, просто Тедди. Вы, ребята с юга, просто жуткие формалисты. Все это влияние больших городов.
– Пусть же будет по-вашему… Тедди. Так вот, Тедди, мне бы хотелось знать, кто дал вам право именовать сие мракобесие реконструкцией форта Карильон.
– Вообще-то это форт Тикондерога, – ответил Провонча. – Карильон – название французское, и британцы сменили его, когда захватили форт во время Франко-индейской войны.
– В действительности стоит называть эту войну Семилетней[10]. Так вот после нее колонисты продолжили использовать название, данное когда-то форту союзниками, в пику другому, которое крепости дали враги, солдаты регулярной армии. Как бы там ни было, это сооружение никоим образом не напоминает форт времен революции.
– Да, но форму он имеет ту же…
– О, браво, вы сумели воссоздать самую яркую отличительную черту форта – пожертвовав сходством во всем остальном. Он не был целиком из камня, для начала, и помещения тут расположены неверно…
– Поразительно, как много вам известно, – перебил Крейна Провонча, проходя во внутренний двор. – Что вы преподаете у себя в Оксфорде?
– Историю, – сдержанно ответил Крейн. – С упором на период Американской революции.
– Разве у вас она так называется? – улыбнулся Провонча. – Мне всегда говорили, что вы, британцы, называете это колониальным бунтом. Странно, что вы вообще изучаете тот период, ведь ваша сторона проиграла.
Они прошли во внутренний двор, который показался Эбби чудесным, зато Крейна, похоже, расстроил еще больше.
– Я всегда занимаю единственно верную сторону, сэр. Сторону истины. Здесь, во дворе, не было так просторно, поскольку он использовался под склад.
Провонча остановился в самом центре. Стены в лучах раннего солнца отбрасывали длинные тени.
– Вы должны понять, профессор, что в ту пору не было фотокамер, и семье Пелл при реконструкции форта сто лет назад приходилось опираться исключительно на старые рисунки. Ну, и если уж говорить совсем откровенно, люди в прошлом веке не так уж и фанатично интересовались достоверностью всего, что воссоздавали. Что касается двора, то мы держим его свободным, поскольку здесь у нас обычно располагаются мастерские. Я уж не говорю о полковых музыкантах.
– Полковые музыканты?
Улыбнувшись от уха до уха, Провонча произнес:
– О, да, зрелище впечатляющее. Когда музей работает, они несколько раз на дню дают представление. А еще они путешествуют по миру. Выступали на Всемирной ярмарке 1939 года и на зимних Олимпийских играх в 1980-м. Ребята просто изумительны, соблюдают все стандарты восемнадцатого и девятнадцатого веков.
Крейн онемел и замер. Эбби невольно улыбнулась и тут же вздрогнула – они по-прежнему мерзли на улице. Теперь она прекрасно понимала, почему форт открыт для туристов только в теплое время года.
– Какие такие стандарты, интересно было бы услышать?
– Скажем так, – хохотнул Провонча, – когда закончим, я подарю вам диск с записью.
– Мне не терпится услышать ваших музыкантов, однако…
– …у нас есть куда более срочные дела, – косо посмотрев на Крейна, вклинилась Эбби.
К своей чести, тот пристыженно ответил:
– Конечно, лейтенант.
– Прошу сюда, – сказал Провонча, уводя всех в сторону лестницы. Хромой, он поднимался медленно, поэтому Эбби предпочла дождаться, пока он наконец поднимется, внизу.
Крейн, не отступая от Провончи ни на шаг, спросил, на каких именно инструментах играют полковые музыканты.
Раддл мельком глянул на Эбби.
– Он всегда себя так ведет?
– Нет-нет, – улыбнулась она. – Просто иногда включает мегазануду.
– Ага, – смеясь, протянул Раддл. – Эти консультанты – они вечно как заноза в заднице, да?
– О, у Крейна есть и хорошие стороны. Если честно, без него я бы в последние месяцы просто не выжила.
Наконец Провонча с Крейном одолели лестницу, и Эбби с Раддлом поднялись следом за ними.
– Итак, – произнес экскурсовод, отпирая дверь в одну из галерей, – здесь мы храним все, что напоминает о перевозе пушек в Бостон.
