На ходу Эйслинг меня отчитывала:
– Идиотка! Она же могла тебя убить. Ты ослушалась приказа. И почти под конец службы? Да что с тобой такое? Неужели ты хочешь пустить все коту под хвост?
Эйслинг не останавливалась, пока мы не достигли пустого пляжа. Я не слушала ее упреков. Меня сотрясали рыдания, и ничто не могло бы их остановить. Джиллиан умирала или уже погибла, и я приложила руку к ее смерти.
Моя потеря. Мой грех. Моя вина.
Я думала, что простила Океан. Простила себя и полностью примирилась со своей ролью.
Как же я ошибалась!
Под поверхностным спокойствием все еще бушевали забытые, казалось бы, чувства. Я знала причину, почему никогда не могла до конца смириться со своим положением, хотя сделала тысячу полезных дел. Боль по давно утраченному, когда солнечный день внезапно затянуло чернотой, вернулась с новой силой. Под веками засел страх, что я стала частью того, чего не должна была пережить. Каждый год я прятала его все глубже, но он никуда не делся.
Неудивительно, что к концу службы нам стирали память начисто. Как можно жить, зная, что ты сделала?
Эйслинг, с выражением отвращения на лице, вытащила меня на пустой берег. От хватки ее пальцев у обычного человека остались бы синяки. Сестра небрежно уронила меня на землю и покачала головой. За ее спиной из воды бегом выскочили Миака с Элизабет, подбирая на ходу платья из морской пены. Стоило им оказаться на берегу, как Эйслинг без единого слова удалилась. Сестры обняли меня, поглаживая по голове и бормоча утешения, к счастью, достаточно тихо, чтобы не навредить случайным ушам. Мне было так стыдно.
– Это я виновата! – прорвалось сквозь слезы. – Всегда я виновата.
– Нет, – возразила Миака.
– Это не твоя вина, Кэйлен. Ты не сделала своей подруге ничего плохого. Ты же сама мне говорила: все души проходят через врата. Всякая жизнь заканчивается. Ты не сделала ничего дурного и ни в чем не виновата, – тихо, но настойчиво шептала Элизабет.
– Неправда! Каждый раз это моя вина.
– О чем ты говоришь? Каждый раз? – переспросила Миака.
– Моя семья.
– Что? – удивилась Элизабет.
– Моя семья! – прорыдала я.
Меня захлестнули воспоминания о последних моментах на корабле. Нечеткие и отрывочные, но я помнила своих родных. Их лица стерлись из памяти, но я знала, кем они были. Мы с братьями – я помнила их имена: Алекс и Томми – гуляли по палубе, наслаждаясь волшебством плавучего дома. И мама, наша прекрасная мама… Я позабыла ее черты, но знала, что она была красива. Когда судно начало тонуть, она была со мной, но меня утащило в сторону. Все, что от нее осталось, – это последние слова перед высокой стеной воды: «Сделай глубокий вдох, Кэйлен. Держись крепче».
Их повторила на прощание Мэрилин. Я слышала их в каждом кошмаре.
Океан знала, что меня терзает вина за потерю родных, ведь та чертова поездка была моей идеей. Они умерли из-за моего каприза. Хотя Алекс выжил, мне легче не стало. Много лет я гадала, как он справлялся с кошмарами после того, что ему пришлось увидеть и услышать. И я стала частью того, что снилось ему по ночам.
Мэрилин знала: без нее мне придется тяжело, и надеялась, что я продержусь, хотя бы ради семьи. Она специально подобрала прощальные слова, в надежде ободрить меня. Господи, сколько раз я думала о том, чтобы последовать за Ифамой? Но мне не хватило храбрости. Я осталась и убила единственную подругу, которую сама выбрала. Присоединилась к монстрам, погубившим мою семью.
– Когда Океан забрала меня, я была не одна. Все мои родные утонули. Это я виновата.
Сестры молчали. Хотя я сидела опустив голову, я почувствовала, как они переглянулись. Я не рассказывала им подробности. Когда Миака, а затем Элизабет спросили, как я стала сиреной, мой рассказ был до предела прост. Я сказала, что отправилась на пароходе в Лондон и во время кораблекрушения умоляла сохранить мне жизнь, совсем как они. Мэрилин знала всю историю целиком. И Океан тоже. Она знала все. Как Она могла так обойтись со мной?
– Кэйлен, мы не знали… – Миака с жалостью потянулась ко мне.
Элизабет последовала ее примеру.
Я стряхнула их руки и кинулась в воду. Сейчас я не могла находиться рядом с ними, меня снедал стыд. Надо вернуться в Мэн. Через несколько дней состоятся похороны. Но вдруг Джиллиан выжила. Шансы невелики, но я могла надеяться до последнего.
Я нырнула в воду, не сказав Ей ни слова. Просто самый быстрый способ добраться туда, куда мне нужно попасть, ничего большего. На ходу Океан пыталась заговорить со мной. Она сожалела, что я потеряла подругу.
Так что новости нагнали меня сразу же. Джиллиан погибла.
Океан не могла повлиять на происходящее и очень жалела, что мне пришлось стать свидетельницей подобного. Просила меня не сердиться на Нее, ведь Она лишь делала то, что должна.
Я не отвечала.
Океан предложила отнести меня на остров. Сказала, что мне следует отдохнуть от всего случившегося.
Если бы у Океан было лицо, куда можно уставиться гневным взглядом, я бы давно Ее испепелила. Ноги моей на этом острове не будет. Да я лучше спалю на нем все деревья.
Я не отвечала.
Океан попросила меня не делать ничего необдуманного. Сохранять спокойствие. Через несколько лет я лишусь этого воспоминания.
Я не отвечала.
Я больше не верила Ей. Меня не покидала уверенность, что каким-то образом я всегда буду знать, какая я плохая и сколько боли причинила людям. Океан откликнулась на мечущиеся мысли. Напомнила, что это Она виновница боли, а не я. Она пыталась успокоить меня, но я не только не поддавалась – я наконец-то потеряла терпение.
Убирайся из моей головы! Оставь меня в покое! Ради всего святого, я отдала Тебе все, что у меня было, и Ты все забрала, все! Мою семью, мою жизнь, последнюю каплю надежды, что я могу быть достойным человеком, – все! У меня больше нечего отбирать, так что оставь меня в покое! Я Тебя ненавижу!
Неописуемо, когда вода съеживается от страха, но мне довелось это почувствовать. Мы с Океан были ближе, чем любая сирена до меня, но Она нанесла мне непростительную обиду и теперь это знала. Меня не заботило, если Она высохнет до последней капли. Пусть планета рассыпается на куски. Но Она осознавала мой гнев постепенно. Я двигалась с сумасшедшей скоростью, чтобы выбраться из Нее как можно быстрее. В конце концов вода начала походить на окрестности Мэна. Я вышла на берег, но тут же поняла, что поспешила. Какая разница.
Близились сумерки, и я вскарабкалась по каменистому склону в оранжево-розовом сиянии уходящего дня. Берег был достаточно крутым, а поросшие водорослями булыжники никак не облегчали подъем. Я торопилась, но идти быстрее не получалось. К счастью, меня никто не видел. Мне не терпелось сорвать с себя пенное платье, но я не собиралась просить у Нее денег или искать что-нибудь подходящее для похищения, так что пришлось остаться в нем.
