В 1900–1904 годах американо-английский союз рассматривался многими в Вашингтоне и Лондоне как залог доминирования США в Западном полушарии и преобладания Англии в остальных регионах. «C Англией вСуэце и США в Панаме мы будем держать мир в крепких объятиях», — писал Лодж в 1905 г. Рузвельту. Чтобы схема была выдержана строго, Рузвельт в частном порядке обсуждает даже вопрос об обмене Филиппин на английские владения в Америке. Речь шла, прежде всего, о Канаде, но разбирался также вариант обмена Филиппин на Ямайку и Багамские острова.
Смысл американской позиции заключался в том. чтобы предотвратить создание грандиозной коалиции России-Германии-Франции. Президент Теодор Рузвельт предупредил Германию и Францию «самым вежливым и скромным образом», что в случае начала войны между Россией и Японией, повторение тактики окончания японо-китайской войны (с Россией против Японии) вызовет «немедленное занятие Америкой места рядом с Японией настолько долго, насколько это потребуется». (Это было в духе заявления Хэя 1 февраля 1902 г. относительно абсолютного равенства возможностей всех стран в торговле с Китаем. Это было в духе американского заявления 8 октября 1903 г., приведшего к открытию Китаем Мукдена и Антунга для международной торговли).
Рузвельт пишет а Петербург своему другу Сесилю Спринг-Райсу (секретарю британского посольства в России), что будущее предвещает превращение Японии в «грандиозную новую силу» на Дальнем Востоке. И если Корея и Китай пойдут по пути Японии, «произойдет подлинный перенос центра тяжести в мировом масштабе, что прямо касается судьбы белой расы». Но пока Рузвельт философски спокоен. «Если к мировому влиянию придут новые нации… отношение тех, кто говорит по-английски скажется в благосклонном признании прав новопришельцев, в желании не нанести им обиды и в то же время приготовиться к защите — физической и моральной — наших позиций в случае выявления угрозы им».
13 мая 1903 года Теодор Рузвельт обрисовал свое видение внешней политики могучей страны. Сделал он это прибыв к западной оконечности Америки. Он смотрел на океан, который предпочитал называть Американским, по дну которого будут проложены американские кабели, по которому уже плывут американские корабли. «Еще до того, как я прибыл на американский берег, я был сторонником экспансии. (Аплодисменты). А прибыв сюда я и вовсе отказываюсь понимать, как можно не быть экспансионистом, если ты веришь в величие своей страны (Аплодисменты). В начавшемся столетии торговля и контроль над Тихим океаном будут бесценными факторами мировой истории». Рузвельт поведал аудитории свою версию мировой истории, в которой морская сила Финикии и Карфагена играла решающую роль — и так было еще до морских подвигов норманов. Новая американская Греция — Калифорния должна бросить торговый и культурный вызов на «величайшем из всех морей», на Тихом океане. А за калифорнийским авангардом последуют и все Соединенные Штаты до тех пределов, где Восток сомкнется с Западом. Мировая политика меняет свои ориентиры, европоцентричный мир постепенно уходит в прошлое.
«В южных морях возникло великое государство Австралия. Япония, стряхнув летаргию столетий, заняла свое место среди цивилизованных современных государств. Европейские нации заняли свои места на восточном побережье Азии, в то время как Китай своими несчастьями дает нам объективный урок крайней глупости пытаться существовать одновременно и как богатая и как беззащитная нация». Рузвельт видел в этом весьма крутой поворот истории, создание нового расклада сил, при котором Америка не должна отказываться от своей доли. «Необратимая череда событий вручила нам контроль над Филиппинским архипелагом в такое время, что иначе эти события как «Рука провидения» не назовешь. Но если мы откажемся обнаруживать слабость, если мы покажем себя не дегенерировавшими детьми своих предков, а достойными их, тогда (овация) — тогда мы должны завершить уже начатую работу… Самый убедительный способ добиться желаемого нам мира — показать, что мы не боимся войны». Кресчендо: «Наше место как нации — среди наций, которые оказали неистребимое воздействие на историю столетий… Те, кто не выдержал, канули в бездну, не оставив после себя и следа. Рим процвел. А затем потерял все свое влияние, но римляне оставили после себя силу и убедительность своих законов, своего языка, своего мастерства в управлении, глубокого воздействия на мировую историю, глубокий отпечаток на характер наследовавших им рас. Я призываю наш народ быть на высоте величия открывшихся возможностей».
Американские газеты оживленно обсуждали усиление российских позиций в Манчжурии, куда американские корабли уже не рисковали зайти. Серьезные комментарии вызвал факт глобальной важности — создание Транссибирской магистрали. Теперь русский царь мог послать на берега Тихого океана свою несметную армию. Посол Российской империи в Соединенных Штатах граф Кассини объяснял своей дочери, указывая пальцем на Порт-Артур: «Постарайся понять, Марго, — чтобы владеть Востоком, Россия должна иметь в своих руках Ляодунский полуостров».
Рузвельт, будучи прагматиком, признал «легитимное стремление» России укрепить свое влияние в Манчжурии при условии, что дело не завершится официальным разделом Китая и баланс сил на Дальнем Востоке не будет нарушен. Президент был согласен со своим советником Фредериком Холлсом, который писал: «Невозможно сдержать стодвадцатимиллионную империю от владения незамерзающим зимой портом (речь шла о Порт-Артуре. — А. У.)… Ни одна империя не проделает колоссальную работу по строительству транссибирской магистрали, чтобы не завершить ее строительством свободного ото льда порта, который находился бы в зоне ее контроля».
И все же Рузвельт выразил свою обеспокоенность усилением российских позиций. Из летнего Ойстер-бея он счел нужным отметить свое недовольство нежеланием российского правительства придерживаться доктрины «открытых дверей» во все более «прибираемой» Петербургом Маньчжурии. «Доктрина Хэя», требовала открытости Китая.
ГЛАВА ВТОРАЯ:
СООТНОШЕНИЕ СИЛ
Первый взгляд на соотношение сил на Дальнем Востоке говорил о безусловном преобладании России. Оскаивая Сибирь и Дальний Восток, Россия мощно вышла в этот регион. Владивосток был истинной жемчужиной, опорным пунктом европейской цивилизации и русской силы. И не было еще за четыреста лет случая, чтобы посланцы Европы отступили перед иными цивилизациями. Население Японии было в три раза меньше населения Российской империи. В индустриальном отношении Россия никак не уступала тихоокеанскому новичку мира промышленности и науки.
Как стало ясно значительно позднее, непосредственное окружение царя не ориентировалось в дальневосточной ситуации. То же можно со всей справедливостью сказать и о военных ведомствах, о правящем классе в целом, да и о населении страны. Что такое Япония? В представлении русских это была сказочная маленькая страна, населенная невысокими желтыми людьми, живущими в домах из бумаги, склонившимися на рисовых плантациях, проводящими свободное время с гейшами или за составлением букетов. Министр Куропаткин — один из немногих русских генералов, посетивших Японию, задним числом признается: «Мы знали, что японцы — умелые и упорные художники. Нам нравилась их продукция, их тонкая работа и удивительное чувство цвета. Наши люди с восхищением говорили о стране и ее жителях, и были полны приятных воспоминаний о своих поездках туда, особенно в Нагасаки, где они пользовались популярностью у местных жителях. Как военный фактор Япония попросту для нас не существовала. Наши моряки, путешественники и дипломаты полностью просмотрели пробуждение этого энергичного, независимого народа».
