Черт! Признаюсь, у меня немного подогнулись колени, но я выровняла их силой воли и встретила его взгляд.
— В таком случае вам лучше не растрачивать ночь впустую, сударь, ибо на это может потребоваться немало времени.
В ответ он скользнул рукой мне под затылок и потянул за узел на шее. Я ахнула, когда шифоновая ночная сорочка сбежала с меня, как вода с обрыва. Я оказалась полностью обнаженной, мерцающей и бледной перед его одетой темнотой. Я быстро перебросила волосы вперед, чтобы они прикрыли груди, и сцепила руки перед гениталиями. Перед кункой…
Он долго молчал, не двигаясь, только смотрел на меня сквозь прорези в маске. Непроницаемый.
Ненавижу непроницаемость.
Абсолютная уязвимость больно ударила по моей уверенности и нервам, начисто отбив охоту дерзить. Я поджала хвост. Выяснилось, что я вовсе не такая храбрая и отчаянная, как мне казалось, когда я затевала это возмутительное мероприятие. Я была девушкой, практически девственницей, слишком испуганной, чтобы противиться бесцеремонному незнакомцу в маске, пожиравшему меня глазами.
Сцена тянулась целую вечность. Напряжение сделалось для меня невыносимым. Я не умею терпеть. Я беспокойно переминалась с ноги на ногу. Перебирала пальцами. Суетилась.
Он наблюдал за мной, скрестив на груди руки.
Наконец я не выдержала:
— Что вы разглядываете?
— Когда ты суетишься, у тебя соблазнительно подрагивают груди. Я просто наслаждался представлением.
Я опустила взгляд и с ужасом поняла, что из-за моей неспособности стоять спокойно занавески из моих темных локонов приоткрылись, довольно откровенно обнажив груди.
— Особенно мне нравится, как бесстыдно выглядывают твои соски. — Его голос изменился, превратившись из бархатного шепота в мужское рычание. — Такие розовые. Они немного покраснеют, когда я буду их сосать.
О, я уже хотела, чтобы он их сосал, и посильнее. Я хотела, чтобы он брал их в рот и тянул к себе, пока я не закричу его имя.
Я не знала его имени.
— Пока что зови меня Сударь, — сказал он, когда я спросила. — Лебедь говорила, что тебя зовут Офелия.
— Да.
Не думай о сосках. Я не могу не думать. Нет. Впрочем, было уже поздно. Я почувствовала, что у меня между бедер стало влажно. Я прокашлялась.
— Сударь…
— Да, Офелия?
Он подошел достаточно близко, чтобы убрать мои волосы с плеч за спину, но при этом не отводил глаз от моих затвердевших сосков.
Его руки задержались над моими грудями, и я почувствовала, как тепло его ладоней согревает мою холодную кожу. До сих пор он касался только моего подбородка.
Я хотела его.
— Сударь, а вы… вы не будете снимать одежду?
Он посмотрел мне в глаза.
— Готова умолять о моем члене, Офелия?
Его глаза были темными, как ночь. Глаза из оникса, как у египетского бога.
Или демона.
Мне было абсолютно все равно, какой вариант вернее. Возможно, демон лучше подходил в спутники тому, кто шагает по дороге греха.
Тут его горячие руки мягко легли на мои обнаженные плечи, и я охнула. Он двигался медленно, обходя меня по часовой стрелке, ни на секунду не отрывая рук от моей кожи, скользя по моим плечам, шее и груди. Вниз по внешней стороне руки, вверх по внутренней. Вокруг талии и по бедрам. За его горячими ладонями по моей коже тянулись огненные следы, пылающие воспоминанием об ощущениях. Я почти ждала, что они будут светиться в полумраке.
Никто и никогда не прикасался ко мне так. У меня не было ни гувернанток, ни нянь. Мать дожидалась моей независимости с младых ногтей, поэтому с тех пор, как мне исполнилось десять, никто даже не видел меня голой в ванной. Я мылась, одевалась и ухаживала за собой сама, так что моя кожа была такой же девственной, как и все остальное.
Он грабил мою кожу. Он опустошал ее безжалостно, как орды викингов. Он касался меня всюду, скользя ладонями и пальцами по животу, кружа по сферам ягодиц, поднимая и собирая в ладони мои упругие, пылающие груди, обхватывая мою невинную плоть жаркими, ласковыми руками. Он все двигался и двигался по кругу, дразня, касаясь, лаская… Тело, лицо, он пробегал пальцами даже по моим волосам. Моя кожа пробуждалась — никогда прежде такого не было.
И пробуждалась она голодной. Подобно животному, которого слишком долго не кормили, она хотела еще и еще.
Я была всего лишь пленницей внутри возбужденного сосуда. Я дрожала, запутавшись в сетях дразнящего и манящего наслаждения. Его руки скользнули между моих бедер, но не коснулись влажного лона.
Кунки. Моей увлажнившейся кунки.
Теперь я понимала, что слова имеют значение. Рано или поздно я буду его умолять и мой воспаленный ум должен будет найти верные слова, чтобы насытить мою изголодавшуюся плоть.
Когда его горячие руки скользнули в незащищенную ложбинку между ягодицами, я закрыла глаза. Да. Наконец-то.
Он стал дразнить губы моей кунки. Его пальцы порхали вверх и вниз по скользким створкам, но не входили внутрь, хотя, признаюсь, я пыталась прижаться ближе. Он нашел маленькую чувствительную область сразу за ними, о существовании которой я даже не подозревала. Кончик его указательного пальца, скользкий от путешествий по моей кунке, быстро погрузился в анус, заставив меня ахнуть и задрожать от неожиданного удовольствия, и двинулся дальше, снова вверх по мне.
Не было ничего святого. Ни один дюйм моей кожи не остался нетронутым. Его прикосновение вторгалось. И приглашало. Оно провоцировало, оскорбляло и возбуждало. Я была одурманена и пьяна им, потрясена и взбудоражена. Оно срывало покровы с и так уже нагого тела.
Потом оно стало менее нежным. Не жестоким, но более грубым, более требовательным. Он толкал, сжимал, щипал, дергал. Мои соски затвердели и заострились под его дразнящими прикосновениями, ягодицы порозовели, по коже головы, где его пальцы хозяйничали в моих волосах, пробегали мурашки. Он запрокинул мою голову и всунул скользкие пальцы мне в рот, заставляя почувствовать себя на вкус.
Соль. Сметана.
Я хотела, чтобы он точно так же вставил пальцы мне в кунку. Я сочилась желанием. Он словно прочел мои мысли и спустился горячей бесцеремонной рукой по животу, крепко обхватив кунку. Я вздрогнула и закрыла глаза.
— Да, — шепнула я пересохшими губами, — пожалуйста.
Внезапно он схватил меня за предплечье свободной рукой и повернул так, чтобы я прижалась спиной к его животу. Возбужденной коже пришлись по вкусу твердые пуговицы жилета, скребнувшие по спине. Распаленные ягодицы восприняли гигантскую выпуклость на его брюках как принадлежащую мне и уверенно на ней устроились.
— Чего ты хочешь, милая Офелия?
Я извивалась и хватала воздух губами. Его рука грубо терла мою кунку, но не входила во влажные ворота.
