— Совершенно правильно, артикул «1537-С». После нашей беседы, — мистер Киндл перешел на доверительный тон, — я решил выставить их на витрине.
— Очень правильно… Очень правильно… Витрина хорошо запирается?
— Да, конечно, витрина заперта, но самым обычным замком. Это ведь лишь мера предосторожности, чтобы случайный посетитель не мог незаметно выдвинуть ящик.
Следователь осмотрел запор. Внешне он был в полной исправности.
— Покажите ключ.
Мистер Киндл достал из кармана связку ключей и передал следователю обычный ключик, какими запираются ящики письменного стола.
— Ну знаете ли! Открыть отмычкой такой замок можно за тридцать секунд.
— Да, но это нельзя сделать незаметно, когда я нахожусь в магазине.
— Отоприте витрину.
Киндл вставил ключ в скважину и попытался его повернуть. Ключ не поворачивался.
Киндл потянул за ручку — витрина открылась. Он виновато улыбнулся.
— Простите, витрина была не заперта…
— Не заперта или отперта?
— Мне трудно сказать. Иногда случается, что я на ночь забываю ее запереть. Вы сами понимаете, это совершенно бесполезно. Вы только что сказали, что опытный вор откроет этот замок за тридцать секунд. Если уж он сумеет взломать входную дверь, вскроет стальные жалюзи, откроет стальные решетки, которые я закрываю на ночь, сумеет выключить две системы сигнализации и все это сделает совершенно бесшумно, то открыть такой замок для него не составит труда. А мне в течение дня нужно десятки раз открывать витрину, и сложный замок был бы мне неудобен.
— Я понимаю. Так вы утверждаете, что витрина не заперта?
— Да.
— А сигнализация и запоры входных дверей были в порядке?
— Да.
— Как же вы можете все это объяснить? Как мог сюда проникнуть вор?
Киндл смущенно пожал плечами.
— Видите ли, пока я тут вас дожидался, я сам думал об этом. Может быть… Но это лишь мое предположение… Может быть, он проник сюда еще до закрытия магазина, вчера. Ночью он где-то прятался, а сегодня утром ушел, после того как я отпер двери? А?
Следователь молчал, как и полагается молчать глубокомысленным сыщикам, анализирующим обстоятельства преступления. Потом он наклонился к витрине и с помощью лупы стал рассматривать оправу серег, из которой был вынут рубин. На черной поверхности бархата в том месте, где должен находиться камень, можно было заметить тончайшие блестки золота. Так на земле после спиленного дерева остается белая россыпь опилок.
Насколько он мог заметить, камень из оправы был вынут тем же способом, что и в первом случае, то есть оправа была не перекушена, не отогнута, а распилена.
В наш рациональный век никто, а особенно агенты ФБР, не склонны верить в чудеса. Все должно иметь простое, обыденное, понятное объяснение. Чудо, вообще все выходящее за границы реального, всегда привлекает наше любопытство. Человек любит сказку, любит фантастику, любит все таинственное и необычное. Но это можно себе позволить в свободное время. Как только человек оказывается на работе, в узде своих служебных обязанностей, так любая мысль о сверхъестественном или даже просто необычном, выходящем далеко за рамки его повседневной деятельности, становится попросту невозможной. Следователь не мог допустить никакого иного объяснения пропажи рубинов, кроме того, что укладывалось в стандартные нормы криминалистической практики. Если есть преступление, значит, есть и преступник. Человек, совершивший преступление. Если пропали камни, значит, некто открыл витрину, вынул кольца и серьги, вырезал из них камни, положил обратно пустые оправы и насыпал кругом золотые опилки. Ничего иного следователь не мог предположить, потому что он твердо знал, что невозможно вырезать камни, не вынимая драгоценностей из витрины, потому что он знал, что человек не может пролезть в дыру диаметром в один дюйм, он даже не может просунуть руку в такое отверстие. Значит, все это сделано лишь для отвода глаз. Преступник мог, правда не открывая витрины, вынуть драгоценности каким-либо инструментом — длинным пинцетом, крючком проволоки или чем-нибудь подобным, но это не меняло существа дела. Если есть преступление, значит, есть и преступник. Все необычное, не поддающееся рациональному объяснению, — это лишь дополнительные обстоятельства, умышленно созданные для того, чтобы запутать следствие. Слепая вера в невозможность необычного не позволяла следователю искать объяснений, отступающих от того, что уже случалось, что могло бы, по его представлениям, случиться.
Поэтому, внимательно осмотрев витрину, он очень уверенно заявил:
— Ну так. Мне все ясно. Можно заняться фотографированием и снятием отпечатков пальцев. Мы имеем дело с очень хитрым и опасным преступником…
Мистер Киндл смотрел на него как на бога, сошедшего с Олимпа и заглянувшего к нему в магазин.
19
28 июня.
Примерно в то же время.
Зазвонил телефон.
— Это вы, доктор Нерст?
— Добрый день, мисс Брукс.
— Добрдень… Доктор Нерст, было бы хорошо, если бы вы смогли сейчас приехать в лабораторию… У нас тут случилось… В общем, кто-то забрался в лабораторию. Пропали муравьи… И ваша обезьяна погибла. Я не знаю, что с ней случилось… Окно разбито. Не разбито, а в нем проделана такая дыра… Круглая… И микроскоп испорчен… — Мисс Брукс волновалась и говорила бессвязно.
— Я сейчас выезжаю, — сказал Нерст. — Не трогайте ничего до моего прихода. Я сейчас выезжаю.
20
28 июня.
18 часов 35 минут.
— Так вы полагаете, это лазер?
— Я совершенно уверен — это лазер или другое устройство, действующее узким тепловым лучом.
Доктор Ширер и доктор Нерст разглядывали дыру в окне лаборатории. Это было почти круглое отверстие такого диаметра, что в него могла бы пролезть рука ребенка. Края стекла были слегка оплавлены. Выпавший кусок лежал тут же на подоконнике.
— И микроскоп? — спросил доктор Нерст.
— Да, и микроскоп. Это еще лишнее доказательство того, что здесь был применен лазер или нечто подобное. Во всяком случае, это сделано именно лучом, а не какой-либо горелкой. Микроскоп пострадал, вероятно, случайно. Он просто оказался на пути луча. По этим двум точкам легко определить направление.
Бинокулярный микроскоп, которым обычно пользовался доктор Нерст, стоял на столе у окна. Левый окуляр был начисто срезан. Металл в месте разреза оплавлен. Мелкие застывшие капельки блестели на побуревшей поверхности черного лака.
— Вы его передвигали?
— Нет.
Доктор Ширер наклонился так, чтобы его глаз находился на одной линии со срезом окуляра и краем отверстия в стекле. Прищурившись, он старался определить направление. За окном были видны верхушки деревьев и белая стена здания.
