Он с отвращением посмотрел в ее сторону и резко выбросил руку вперед.
– Стой, – прорычал он.
В первый раз Натали испугалась его не на шутку.
Побледнев, она вжала голову в плечи.
– Паук. Что за черт?.. – Деметрио в изумлении сделал шаг назад. – Неужели ты подумала, что я собираюсь тебя ударить?
– Нет, – прошептала она. Ее сердце билось о ребра так, словно готово было выскочить наружу. – Нет.
Деметрио разочарованно уронил руку и покачал головой.
– Кому ты лжешь, Натали?
Он смотрел на нее тоскливыми глазами раненого животного. Да, она любила этого большого красивого человека, но ее любовь была слишком мелка и суетлива.
Эгоистка, ты всегда думала лишь о себе, ты не способна на большое и светлое чувство.
– Извини, – вздохнула она.
– Перестань! – глухо просипел Деметрио. – Я бил мужчин, но никогда, ни пальцем, слышишь, я не тронул ни одной женщины и не собираюсь начинать с тебя. Почему так сложно поверить мне? Почему ты всегда думаешь о худшем?
– Я верю тебе.
– Насколько? – горько усмехнулся он.
Внезапно его обуял гнев, он прошелся по террасе.
– Жаль, что ты узнала о Каттанаске, но нашей встрече есть достойное объяснение. Он остановился у моего столика и снова заявил о желании купить мою виллу, а я ему снова отказал. Вот и все! Если ты хочешь положить конец нашим отношениям, я исчезну из твоей жизни. И не нужно устраивать сцен.
– Нет, – вскрикнула Натали. – Я не хочу.
– И я не хочу. – Деметрио осторожно взял в руки ее лицо и повторил: – И я не хочу, принцесса.
В этот момент двери балкона распахнулись.
– Вы нам нужны, синьор Бертолуччи, – крикнул мужчина в оранжевой спецовке.
– Я должен работать, – пробормотал Деметрио, – а ты иди домой и отдохни. Сегодня я закончу рано и заберу тебя в два, поедем в Поситано, возьмем яхту до Капри и проведем там день, затем я отвезу тебя поужинать в Равелло.
– Звучит заманчиво. – Нежность в его глазах и голосе успокоили ее.
– Увидимся в два.
Деметрио смотрел ей вслед. Она была права в своих подозрениях, он продолжал лгать ей и запутался.
Но пока история с разоблачением Каттанаски не закончится, я должен хранить тайну.
Этот человек вызывал у Деметрио неприятный зуд в ладонях, так ему хотелось расквасить его ухмыляющуюся физиономию. Деметрио вспомнил их разговор в кафе.
– Что-то ты невесел, мой юный друг, – маленький человечек распылял вокруг себя сочувствие и понимание так явно, что даже и слепой бы заметил.
– И вы бы горевали на моем месте, – подыгрывая ему, сокрушался Деметрио. – В кармане последняя сотня евро и ни один банк не дает кредит.
– Так проблема в деньгах? – вздохнул Каттанаска, накрыв старческой ладонью руку Деметрио. – Я помогу, как помогаю другим людям в подобных ситуациях. О какой сумме идет речь?
– О сотнях, синьор. Вы оказались правы, восстановление виллы стоит целое состояние.
– Тысячи – не проблема, мой мальчик. Уверен, мы достигнем консенсуса.
Старичок предложил сумму за проценты, которые через тридцать дней удваивались, а через шестьдесят – утраивались.
– От тебя требуется конфиденциальность, – закончил он. – И залог.
– Как насчет моего грузовичка?
– А как насчет виллы?
Негодяй! Сколько бедных душ ты разорил и довел до самоубийства?
– Я не могу рисковать виллой.
– Так ты уже сделал это, Деметрио, – возразил Каттанаска. – Что ты думаешь, произойдет, когда кредиторы начнут требовать возврата долга?
Старик затрясся от смеха. Если бы подвернулось под руку что-нибудь острое, вонзил бы в это алчное сердце.
– Не переживай, – Каттанаска махнул официанту и заказал два «эспрессо». – Это не конец мира, мой друг.
Старик вытащил из дипломата бумаги.
– Я бы мог подумать, что вы не просто так присели за мой столик. Вы отлично подготовились к нашей встрече, – сказал Деметрио, листая контракт.
– Я всегда готов прийти человеку на помощь, – ухмыльнулся Каттанаска. – Скоро свяжусь с тобой. Мне нравится курировать свои инвестиции. И, кстати, я пошлю тебе своих рабочих.
Он звонил несколько раз, договаривался о встречах. Деметрио собирал информацию, запоминал хитроумные комбинации со счетами и бумагами и… исправно ставил в известность полицию.
Два дня в неделю, по приезде всех этих дельцов, Деметрио отсылал Натали с виллы, потому что не мог объяснить ей внезапное появление незнакомых людей с неприятной наружностью, а вслед за этим и подвоз дорогого стройматериала.
Он знал, что балансирует над пропастью: кутерьма вокруг очень напоминала ему сферу деятельности деда, и ему все труднее было скрывать свое отвращение к происходящему. Каттанаска слыл прожженным аферистом, и иметь такого врага было очень опасно, но Деметрио всегда считал риск делом благородным.
– Эй, Бертолуччи! – снова крикнул мужчина в спецовке. – Вы обещали обозначить фронт работ.
– Идите домой, – махнул Деметрио рукой. – Забирайте свой инвентарь и можете не возвращаться.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
После поездки на Капри их отношения стали более доверительными, и Натали радовалась, что ссора помогла им укрепиться в своих чувствах.
– Я нанял квалифицированных рабочих, они закончат реставрацию. Прежде чем ты спросишь о деньгах, скажу: у меня есть бонусы, которые покроют мои расходы, – объяснил он.
Несколько дней спустя прибыли два огромных зеленых грузовика с золотыми надписями на дверях «Эмеренция кострузион». Бригада рабочих выгрузила строительные материалы и приступила к завершению работ по восстановлению виллы, а Деметрио снова превратился в мужчину, в которого влюбилась Натали: спокойного и заботливого.
Кроме того, ее тошнота прошла. Натали оказалась не беременной. Когда-нибудь она была бы рада завести детей вместе с Деметрио, но не сейчас: хотя между ними все вроде бы складывалось замечательно, их отношения продолжали оставаться далекими от совершенства.
Деметрио велел Натали в течение дня оставаться на вилле «Розамунда», объяснив свою просьбу тем, что женщине не место среди строительного хлама и пыли, но вечера, а иногда и ночи они проводили вместе. Он был нежен и внимателен, говорил много приятных слов, какие ласкают слух любой женщины, но ни разу не заикнулся о любви.
Не было уверений, обещаний, лишь незабываемые моменты страсти.
Масло и вода никогда не смешиваются, принцесса, предупреждал он, и Натали все чаще вспоминала об этом, лежа без сна в его объятиях в прохладные предрассветные часы.