– Почтенный визирь, уважаемый Ахмет! Не в гости мы пришли и не яствами надеемся насладиться. Прошу тебя, проводи мою жену и меня в покои твоей мудрой дочери. Герсими, да хранит ее Аллах всесильный, придумала, как превратить последний день ее жизни в тысячи и тысячи дней…
– Увы, – визирь покачал головой. – Мой дом сейчас не место для шуток. И сколь бы я ни уважал тебя, принц Шахземан, но этой просьбы выполнить не могу. Дай моей дочери проститься с миром, домом, матерью и сестрой. Не прельщай ее пустыми надеждами!
– Аллах великий! Как иногда упрямы могут быть старики! – воскликнула в гневе Герсими. – Тебе, глупец, говорят, что угроза смерти не так велика, что есть возможность отвести ее вовсе! А ты не веришь и не даешь нам это сделать…
– Девочка моя, – визирь взглянул в лицо Герсими глазами, полными слез. – Я рад, что у моей Шахразады такие друзья. Рад, что мне будет с кем оплакать мою умницу. Однако не пущу вас в ее покои – не смущайте душу дочери…
Герсими в отчаянии посмотрела на мужа. Тот едва заметно пожал плечами, не зная, какие слова найти, чтобы убедить визиря.
– Отец, – раздался от дальней двери голос Шахразады. – Впусти моих друзей да вели подать сладостей в восточную комнату. Пусть их попытка будет тщетной, но они хотя бы попытаются. Да пребудет над вами благодать Аллаха всесильного, друзья мои!
Глаза Шахразады были сухи, а в голосе звучало такое отчаяние, какого не выказали бы и сотни плакальщиц.
Герсими с любопытством оглядывалась по сторонам: как бы ни был прекрасен дворец, как бы ни была уютна Белая башня, сейчас ее глазам открывался совсем иной, настоящий мир. Мир обычных людей, пусть и близких ко двору, но мир простой семьи, в которой дети любят родителей, а те души не чают в детях.
Восточная комната сейчас была погружена в полумрак: солнце из нее давно ушло, а тусклой свечи было недостаточно, чтобы рассеять тьму, затаившуюся в углах.
– Аллах всесильный, Шахразада, что это такое?
Рука Шахземана указала во тьму.
– Где именно? Я ничего не вижу…
– Вот и я ничего не вижу! Почему к приходу друзей не накрыт пышный стол? Почему в комнате пусто, даже мухи покинули ее в печали? Где музыканты? Почему печальна ты сама?
– Ах, друг мой, – едва заметно улыбнулась Шахразада. – Ты хочешь развеселить меня, отвлечь от печальных мыслей. Благодарю, это льстит мне. Но, увы, нет у меня сил слушать пение, как нет сил угощаться сладкими финиками. Ибо завтрашний закат будет закатом моей юности. И как мне не увидеть более рассветов, так и моей семье более не увидеть меня…
– И это моя мудрая наставница, – укоризненно покачала головой Герсими. – Это та, каждое слово которой призвано учить меня!
– Я честно исполнила свой долг, сестра, – ответила Шахразада. – Ты теперь настоящая жительница прекрасной Кордовы, достойная жена своего мужа. А я…
– А ты глупая девчонка, которая отказывается от сладкого и готова умереть от голода в шаге от стола, полного яств!
– Ты о чем, Герсими?
Сердце девушки забилось от радости, ибо в голосе ее наставницы зазвучали нотки обиды.
– Я о том, почтенная моя учительница, любимая сестра, что знаю, как тебе уберечь свою жизнь. Знаю, как прожить дольше, чем до послезавтрашнего восхода!
– Я не буду прятаться, – гордо выпрямилась Шахразада. – Не сбегу, чтобы не призвать гнева владыки Кордовы и его наследника на голову моего отца!
– О Аллах, – почти простонала Герсими. – Но тебя же никто не заставляет прятаться!
– Но иначе, увы, мне не выжить…
– Ну почему?!
Шахземан не выдержал, ибо зрелище Шахразады, ведущей себя будто гордая горянка над пропастью, было столь же непривычным для него, как зрелище солнца, встающего на полуночи.
– Почему, упрямая дочь ишака, ты не хочешь выслушать нас? Раз уж ты впустила нас в дом, помолчи и дай нам сказать. Клянусь Аллахом всесильным, сединами моего отца и мудростью жены, что мы бы не пришли сюда лишь из пустого сочувствия.
– Да будет так, друзья мои. Рассказывайте.
Шахразада опустилась на подушки. Герсими и Шахземан, перебивая друг друга, поведали девушке и о корабле-пленителе, и о том, как Шахрияр на руках внес красавицу-пленницу в свою каюту. Как испугался спасенной девушки корабельный лекарь; как Белль, порождение Мрака, попыталась свести в могилу Шахрияра, дабы стал он первым в цепочке смертей, вошедшей в Кордову вместе с кораблем принца. Как могучей Фрейе удалось пленить Белль и заточить посланницу Зла в клетку, в какой некогда содержалась злая джинния.
И наконец поведали они Шахразаде и о проклятии, которое слабеющая Белль выкрикнула в лицо Шахрияру.
– Вот поэтому, сестричка, принц Шахрияр и ведет себя подобно древнему сатрапу, уничтожая всех тех, кто пытался скрасить его ночи и утолить его голод. Ибо ни одна из них, столь желанная на закате, не оставалась желанной на рассвете.
– Но зачем вы мне рассказали все это? Чтобы я заранее знала, на что иду? Знала, почему меня утром будет ждать плаха, как бы сладка ни была страсть принца?
– Муж мой, – простонала Герсими, – она опять взялась за свое! Сестричка, ну выслушай же меня внимательно. Ни одна из них не была желанна, не была интересна принцу утром. Понимаешь, не была интересна!
Последнее слово Герсими просто прокричала.
– А потому, глупая упрямица, тебе нужно сделать так, чтобы ты была интересна принцу утром.
Это уже произнес Шахземан.
– Аллах всесильный, но как же мне это сделать? Что, всю ночь плясать? Рассказывать принцу сказки?
– Ну вот, ты сама все поняла!
– Да он и слушать меня не станет.
– Станет, глупышка, еще как станет! Ибо знай: ты наделена редчайшим даром – даром оживлять слово. Ибо все, рассказанное тобой, превращается в настоящую картину, живущую, дышащую: птицы взлетают на ветки, корабли качаются на высоких волнах, а тот, кто слушает тебя, слышит шум крыльев или ощущает на своем лице морскую влагу…
Шахразада слушала Герсими, раскрыв рот от удивления.
– Вспомни, малышка Шахразада, – вступил в разговор Шахземан, – сколько раз ты пересказывала нам сказки, которые слышала от своей уважаемой матушки и ее уважаемой матушки. И клянусь тебе самой жизнью, я проживал многие жизни, совершал сотни путешествий вместе с птицами и героями, джиннами и вихрями.
– Я не понимаю, к чему вы это все говорите, – озадаченно произнесла Шахразада. – И как это поможет мне?
– Ты можешь сделать так, что принцу будет интересно все, что бы ты ему ни рассказала… Ибо твой дар воистину подобен алмазу – он столь же редок, сколь и драгоценен. Но мало того: чем сильнее ты желаешь, чтобы тебе поверили, чем сильнее ты сама веришь в свой рассказ, тем более яркая картина встает перед твоими слушателями. Тот, кто слышит тебя, увлеченную своей сказкой, сам словно живет в ней.
