Но Халадхари проклятие не снял.
Вскоре после этого как-то вечером Рамакришна ощутил покалывание в небе и кровь во рту. Вот его собственное описание:
«Кровь была темная, как сок вистарии, и такая густая, что всего несколько капель упало на землю. Она сразу свертывалась и прилипала к губе, свисая с нее, прямо как баньяновый корешок. Я хотел остановить кровотечение краем дхо-ти, прижимал его к небу, но ничего не помогало. Тут я испугался. Ко мне сбежался народ. Халадхари совершал почитание в храме, когда ему сказали, что со мной. Он сам перепугался, со всех ног бросился ко мне. Я его увидел и со слезами говорю: смотри, что наделало твое проклятие. Он тоже заплакал.
На счастье, в тот же день в храм Кали пришел садху, очень хороший человек. Он посмотрел на цвет крови, выяснил, откуда она течет, и сказал: „Ты не бойся. Это хорошо, что идет кровь. Я вижу, ты занимался хатха-йогой. У тебя открылась сушумна, и кровь из тела пошла к голове. Твое счастье, что она пошла через небо, иначе ты вступил бы в нирвикальпа самадхи и уже не вернулся к обычному сознанию. У Божественной Матери есть, наверное, особая цель, которую она желает исполнить через твое тело. Поэтому она и спасла тебя". Когда я услышал эти слова святого человека, я сразу успокоился».
Один из посетивших Дакшинешвар пандитов обучил Рамакришну делать упражнения хатха-йоги – те упражнения, которые предназначены для пробуждения кундалини (см. главу 6). В свете той популярности, которую приобрела хатха-йога в наши дни, стоит заметить, что Рамакришна не рекомендовал ее. Он говорил, что эти упражнения не годятся для нашего века, ибо заставляют сосредоточиться на физическом теле в ущерб духовному росту.
Итак, проклятие Халадхари обернулось благом. Не приходится сомневаться, что некоторое время Халадхари раскаивался, но все равно не научился безоговорочно принимать Рамакришну и любить его таким, как он есть. Его чувства к двоюродному брату переходили от невольного восхищения к презрению и просто к отвращению. Халадхари ни на миг не забывал о кастовой гордости брахмина, его беспредельно шокировало то, что Рамакришна мог снимать священный брахминский шнур во время медитации и вообще пренебрегать кастовыми запретами. И в то же время, наперекор всему, его подчас глубоко трогала нежная религиозность Рамакришны. Халадхари обладал достаточной силой духовного прозрения, чтобы распознать проблески громадного Присутствия, столь необъяснимым образом избравшего для себя тело его нелепого и явно придурковатого двоюродного братца.
Через много лет в рассказах о Халадхари Рамакришна припоминал множество историй из их комически бурных взаимоотношений, которые продолжались все годы пребывания того в Дакшинешваре – с 1858 по 1865 год.
Скажем, вот такую.
«Халадхари часто восхищался моим служением в храме и говорил: "Теперь, Рамакришна, я понимаю твою истинную натуру". А я ему в шутку отвечал: смотри, не ошибайся больше! Ни за что, уверял он, больше ты меня не проведешь, в тебе Бог, и на сей раз я окончательно убедился в этом. Вот и прекрасно, говорил я, и оставайся в этом убеждении. Но он выходил из храма и, понюхав табачку и порассуждав о Бха-гавадгите или другой священной книге, преисполнялся самоуважения и становился совершенно другим человеком. Иногда мы с ним встречались, когда он бывал в этом своем настроении, и я объяснял: я же пережил те самые духовные состояния, про которые ты читаешь, и я все про них знаю. Халадхари приходил в ярость. Идиот, кричал он, ты-то что смыслишь в священных книгах?! Поверь мне, я отвечал, Единый, кто находится в этом теле, учит меня всему, а ты сам сказал, что Он во мне. Тут он вконец выходил из себя и вопил: „Убирайся вон, свихнувшийся дурак! Ты что намекаешь, будто ты воплощение Бога? В священных книгах написано, что в нашу эпоху будет только одна аватара – Кальки. Надо быть сумасшедшим, чтобы такое выдумать!" Смеясь, яспрашивал: как же ты обещал, что больше не обманешься во мне? Но он, конечно, и слышать ни о чем не хотел, когда бывал в этом своем настроении. И такие сцены между нами разыгрывались много раз».
После страшного видения в храме Кали и смерти сына, последовавшей за ним, Халадхари – и его нетрудно понять – начал смотреть на Кали только как на Разрушительницу. Однажды он спросил Рамакришну:
– Как ты можешь всю жизнь проводить в почитании Богини, которая олицетворяет собой одну только ярость и погибель?
Рамакришну больно задел вопрос, воспринятый им как клевета на обожаемую Мать. Он бросился в храм и со слезами на глазах обратился к статуе:
– Мать, Халадхари, ученый человек, который знает священные книги, говорит, будто ты есть сплошная ярость и погибель. Разве это правда?
Он тут же получил ответ – Матерь Кали открылась ему целиком. Не помня себя от счастья и облегчения, Рамакришна побежал в соседний храм Радхаканта, где Халадхари сидел, совершая почитание, и прыгнул ему на плечи.
– Мать есть все! – снова и снова повторял он в возбуждении. – Ты посмел назвать ее яростной и губительной? Нет! Она обладает всеми качествами, но она есть чистейшая любовь!
В этом случае – как и во многих других, о которых мы еще будем говорить, – касание Рамакришны давало мгновенное озарение; от надменного неудовольствия и себялюбия Халадхари не осталось и следа, и он прозрел истину. Прямо в храме он склонился перед Рамакришной и положил цветы к его ногам, чувствуя, что здесь незримо присутствует сама Кали.
Позже к Халадхари явился Хридай и спросил, не без желания поддразнить его:
– Ты разве не говорил, что Рамакришна чокнутый или одержим злым духом? С чего же ты стал совершать почитание перед ним?
– Сам не знаю, – честно ответил Халадхари, – но когда он прибежал из храма Кали, я не видел в нем ничего, кроме Бога. Он часто производит на меня такое воздействие, когда я с ним вместе в храме. Я не могу этого понять.
Но несмотря на минуты озарения, Халадхари продолжал «обманываться» в Рамакришне. Уже давно чувствовал он Бога в своем двоюродном брате, но все равно, обнаружив однажды, что Рамакришна доедает пищу за храмовыми нищими, опять увидел в нем только молодого брахмина, который нарушает кастовые запреты и оскверняет себя.
– Ты что делаешь? – в ужасе вскричал он. – Как ты можешь касаться оскверненной пищи! Ты же касту потерял! Какой брахмин отдаст теперь за тебя свою дочь?
От нелепости последнего вопроса у Рамакришны лопнуло терпение.
– Ах ты ханжа! – воскликнул он. – Без конца цитируешь священные книги, в которых сказано, что мир – иллюзия и единственная реальность – это Бог. Ты что думаешь, я буду проповедовать ненастоящесть мира, а потом зачинать детей? Вот, значит, чего стоит твое знание священных книг!
Тем временем слухи о безумии Рамакришны достигли ушей его матери Чандры и старшего брата Рамешвара в Камарпукуре. Можно представить себе, как они были потрясены. В Калькутту полетели письма, мать убеждала Рамакришну хоть ненадолго приехать в деревню. Как всякая мать, Чандра верила в целительную силу домашней обстановки.
И в конце 1858 года Рамакришна возвратился в Камарпу-кур. Мать и брат нашли в нем большие перемены. Он казался неспокойным и едва замечал происходящее вокруг. Рамакришна страдал жжением в разных частях тела, причиной которого, вероятно, были его постоянные погружения в самадхи. Он все время жалобно взывал к Матери – это должно было болезненно ранитьЧандру, которая понимала, что не в состоянии успокоить сына, что она не та мать, к которой он рвется.
