В комнате темно. Только аквариум подсвечен, и рыбы беспокойно плавают в нем взад-вперед; кажется, будто они смотрят друг другу в глаза. Голубые остро срезанные плавники тревожно колышутся, поблескивая в воде будто металлические. Рыбы без устали плавают вдоль заслонки туда-сюда, и я спрашиваю Паулин, когда эти проклятые рыбы наконец угомонятся. Паулин высится на кровати рядом с моим матрасом, она отвернулась к стене и не отзывается. Она спит или, может, просто плачет в стенку. В этом доме стены такие тонкие, что, кажется, можно услышать, как в животе у Анны растет ребенок. Ее живот слегка пульсирует под охраной стен, будто только для того и построенных. Живот, непрестанно растущий, заполняющий и вытесняющий всё на свете, даже отцовские окурки. Вдруг мне приходит в голову, что отец ничего не спросил о Люси. Он вообще ни о чем не спросил. Если бы и спросил, я бы не нашлась, что ответить, – в моей памяти лицо Люси сродни стертому пятну, общение с которым невозможно. Но ее туфли у меня в чемодане. Голубые детские туфельки, купленные для меня лет десять назад да так и не отправленные мне. Не знаю, что может вызывать у меня большее отвращение, чем эти туфли. Тихо складываю я свою походную кровать. Туфли кладу на кухонный стол с запиской: «Для нее». В прихожей, уже дойдя до детской коляски, я возвращаюсь назад. Все происходит мгновенно, когда я, не глядя в аквариум, вытаскиваю заслонку.
Рано на рассвете я выхожу из дома. Машин еще нет, и я иду посередине улицы, как раз по белой линии, разделяющей дорогу на две полосы; иду по белой линии навстречу городу, словно ведомая нитью, которая медленно, шаг за шагом, обвивается вокруг меня. Издалека я вижу огонек на фабричной трубе. Маяк мигает каждые две секунды в незыблемом ритме. Где-то там, на самом верху многоэтажки, должна быть комната, в которой люди остаются наедине с собой, под защитой стен, с которых по каплям стекает шум. Через окно комнаты я бы смотрела на небо, а открыв окна и выглянув вниз, увидела бы город, игрушечный и безобидный. На окраине между новостройками разбит парк. Черные птицы застыли на голых ветвях. Падает первый снег. Две пожилые женщины неподвижно, как манекены, сидят на скамейке, прислонившись друг к другу. Со стороны кажется, что им тепло, а я уже так долго на холоде, что успела забыть о нем. Я присаживаюсь на соседнюю скамью, они смотрят на меня, во взгляде явное недружелюбие. Я знаю, что мешаю им. Но все равно мне хочется остаться здесь. Я не скажу им, что просто хочу смотреть, как падает снег. Снег, который не остается на земле толстым слоем, а тает, и поэтому я все время жду новую снежинку, жду этот непродолжительный миг, когда она появляется и еще не успевает растаять. И вместе с этими женщинами я буду ждать снежную пелену на земле. Покрывало из снега.
