Вечером миссис О'Фланнери стояла у плиты и жарила яичницу из трех яиц. Сидя за столом, Лилли слушала, как братья лягаются под виниловой скатертью. Майкл выиграл и в знак победы замолотил кулаками по столу. Симус завыл.
Ей было скучно. Она так ждала школьных каникул, и вот целый первый день прошел впустую. Майкл с самого завтрака гонял в футбол; он явился домой счастливый, весь в грязи и зеленых пятнах от травы. Даже Симус, кажется, доволен тем, как размазал по столу утреннюю сосиску. А она только потела на жаре — битых два часа вычищала кроличьи клетки. Нос облупился, веки покраснели и вспухли. Да еще она ободрала ноги о проволочную сетку, когда затаскивала клетку за гараж.
Она придвинула стул поближе к столу. Ножки скрипнули о линолеум, процарапали полоску. Она поддернула подол зеленой юбки, потому что ноги прилипали к пластиковому сиденью.
— Мам, какая разница между чаем и обедом? — спросила она.
Майкл взял кружку с апельсиновой газировкой и отставил мизинец.
— Чай в чашке, ты его пьешь, а обед на тарелке!
— Заткни пасть, засранец! — сказала Лилли. — Я маму спрашиваю, а не тебя.
Мама развернулась; с лопатки на пол падали капли горячего жира.
— Следи за своим языком! Кстати, почему ты в новой юбке?
Лилли прикусила губу.
— Она не новая. Она ношеная.
— Для тебя она новая, поняла? Африканские девочки были бы счастливы получить такую юбку. — Мама оторвала кусок бумажного полотенца от рулона и вытерла пятно жира с пола.
Лилли представила себе стройную темнокожую девушку с пустой кофейной банкой, которая набирает воду в колодце. На ней зеленая переливчатая юбка; яркие бусины звякают о серебряные шейные пластины, когда она поднимает ведро и переливает воду в жестянку. Ей надо торопиться, потому что мама уже дома и готовит к обеду рыбные палочки и рис. Где папа? Конечно, с другими мужчинами. Сидит у хижины вождя, пьет пиво, жалуется, что его уволили, и еще говорит о том, какие у чернокожих дам большие задницы.
Мама постучала лопаткой по столу:
— Смотри у меня! А пока думаешь, накрой на стол.
Лилли вынула из ящика три бамбуковые салфетки и развернула их. Одну положила себе, ту, что с черными китайскими лошадками и красными иероглифами. По одной для мальчиков: Майклу — с тремя монахами в капюшонах, залитых затвердевшим томатным соусом, Симусу — с райскими птичками. Он давно оторвал бумажную подкладку, и когти птичек тонули в хлебных крошках и остатках сосиски. Симус не умеет правильно выговаривать собственное имя, зато обожает все рвать.
Она положила на стол ножи и вилки, а посередине поставила кетчуп, солонку и перечницу.
— Мама, наша бабушка умеет вязать?
Мама подлила на сковороду масла и покачала головой. Яичный белок расползся коричневыми кружевами.
— Лилли, твоя бабушка не может собственную задницу вытереть, а ты о вязании! Кто вбил тебе в голову всю эту чушь?
— Не важно, — ответила она, водя кончиком ножа по красным иероглифам сбоку от галопирующей лошадки.
— За-а-ад! — сказал Симус, наливая кетчуп на птичий клюв и посыпая перья птицы солью.
Она разгладила подол пушистой безрукавки. Найджел скоро увидит ее. Еще шагов семь, и она выйдет из-под арки, образованной дубами, обступившими тропинку. Ее увидят все! Она покусала губы и растерла щеки ладонями, отчего лицо пошло яркими пятнами. Она вышла из тени и очутилась на большой поляне, освещенной лучами закатного солнца.
В вечерней смене был перерыв; он сидел с другими рабочими на стене сухой кладки, огораживавшей амбар на краю Трюиновой фермы. Даже издали было видно, что отцовский комбинезон ему велик. Он закатал штанины, и все равно из-под них виднелись только носки ботинок. Он курил самокрутку, стараясь, чтобы она не выпадала из угла рта, когда он разговаривал. За амбаром виднелась узкая и высокая фабричная труба. Из нее вырывались клубы синего и оранжевого дыма, окрашивая низко нависшие облака. Крышу возле трубы когда-то залатали ржавым железом. Она была похожа на старые рабочие штаны ее отца: линялая и вся в заплатах.
— Привет, Найджел, — промямлила Лилли, внезапно оробев.
Он поднял глаза и, вынув изо рта самокрутку, прошептал что-то мужчине, сидевшему рядом. Тот улыбнулся; его смуглое морщинистое лицо походило на старый ношеный башмак. Волосы у него были длинные и кудрявые. Он был похож на цыгана. Цыгане крадут машины. Они украли свинцовые полосы с церковной крыши. Так сказал ей отец.
— Привет, Лилли. Что ты здесь делаешь?
— Да вот, пришла тебя повидать. Может, сходим поесть рыбы с жареной картошкой?
— Соскучилась по горяченькому, Лилли? — спросил Найджел, и цыган откинул голову и расхохотался.
Она увидела у него в ухе золотую серьгу; волосы распались на отдельные кудельки, как у Симуса, когда она мыла ему голову в ванной по воскресеньям.
— У нас на… обед была только яичница с бобами.
Найджел улыбнулся:
— Как же малыш Симус справился с обедом?
— Что ты имеешь в виду?
— Он обед съел или на себя опрокинул? — Найджел хихикнул.
Цыган встал, отер руки о комбинезон и как-то медленно и лениво потянулся. Лилли нутром почуяла ту самую беду, о которой говорила мать. Прикусила верхнюю губу, стараясь, чтобы она была поменьше.
— Она твоя подружка, Найджел? — спросил цыган, не сводя с нее глаз.
— Нет, не что чтобы. Она… она просто Лилли. — Найджел достал из коробки сандвич и откусил изрядный кусок.
— Рад с вами познакомиться, мисс. Знаете, а у вас красивые глаза. — Цыган говорил с ирландским акцентом, как ее отец.
Лилли вспыхнула и принялась разглядывать воображаемую нитку на подоле.
— Лилли, похоже, ты девушка умная, — сказал он. — Что, скажешь, ты не умная? — Цыган склонил голову набок, по-прежнему не сводя с нее взгляда.
Лилли перестала разглядывать подол, подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Отец всегда учил ее смотреть злым собакам в глаза — они этого боятся.
— У меня пятерка по английскому.
Цыган что-то прошептал одному из коллег и расхохотался.
— Значит, ты понимаешь, в чем разница между общением и сношением?
— Нет. Мы пока сказки читаем.
— Ну, тогда, может, приляжешь тут на травку, а я дам тебе бесплатный урок.
Все мужчины, в том числе и Найджел, расхохотались, и Лилли вдруг стало стыдно, хотя она сама не понимала почему. И еще она разозлилась. Жаль, что у нее нет ножа, вроде того, с каким отец ходит рыбачить на канал. Ей хотелось ударить цыгана в живот, вспороть ему брюхо. До самого горла!
Но она повернулась к Найджелу:
— Так ты пойдешь есть рыбу с жареной картошкой или нет?
