– Это живой и приятный класс, – сообщила нам Мари-Роз. – Но к сожалению, не слишком однородный. Трое из двадцати пяти детей уже умеют бегло читать, а у десяти есть кое-какие навыки.
Готов был спорить – каждая мама подумала, что ее-то ребенок точно входит в первую тройку.
– И это создает проблему, поскольку, если они не обучались по полуслоговому методу, у вышеупомянутых тринадцати учеников будут большие трудности с орфографией. Так что я прошу вас не выполнять работу педагогического состава, пусть даже вы и желаете, в чем я нисколько не сомневаюсь, сделать как лучше…
– Эту Мари-Брюкву, наверное, учили читать валовым методом!
– Простите?
Соседка по парте, наклонившись ко мне, произнесла свою довольно хамскую реплику почти вслух.
– Простите, что вы сказали? – повторил я, оторопев.
– Вот! – ответила она, показав на прикрепленный к стене листок бумаги, на котором оранжевым фломастером была написана следующая фраза: «Натан праглатил барабан».
– Извините, Мари-Роз, – с самой обольстительной улыбкой поинтересовалась моя соседка. – Кто из детей написал эту фразу?
– Но… это сделала я, мадам. Вы – мама…
– Как раз Натана. Мне кажется, в этой фразе есть орфографические ошибки. Вам следовало написать «проглотил», через два «о».
Мари-Роз растерянно уставилась на стену.
– Вы думаете? Как бы там ни было, главное, чтобы дети научились отчетливо произносить слог «ан» и усвоили понятие рифмы. Орфографией мы будем заниматься намного позже, может быть, даже и не в этом учебном году.
– Ну и дурища! – прошептала моя соседка. – Хорошо еще, что у нее пузо на нос лезет. Если нам хоть чуть-чуть повезет, вместо нее придет кто-нибудь поумнее.
Я не нашелся что ответить и только лицемерно улыбнулся. Сам бы я никогда не заметил ошибки и толком не понял, в чем дело. Но меня оправдывает происхождение, французский язык мне не родной.
В этот момент со всех сторон зашикали, а Мари-Роз помахала рукой, стараясь нас утихомирить, как будто мы ее ученики. Мне трудно было сосредоточиться на объяснениях, хотя объясняла она терпеливо, отчетливо выговаривала каждый слог и все повторяла по сто раз. Я старался хоть что-то записывать, поскольку Флоранс вполне могла потребовать отчета. У жены совещание, и она чувствовала себя виноватой, раз не смогла явиться на первое же родительское собрание в классе старшего сына. Должен же я был ее хоть чем-то утешить!
Когда речь зашла о «жизненном опыте» детей, из которого Мари-Роз намеревалась извлечь пользу, создав «зоны обсуждения», моя соседка хихикнула.
– Нет, надо же, какая чушь! Все, с меня хватит, наслушалась, пойду!
Молодая женщина и в самом деле намеревалась встать, а я совершил безрассудный поступок: схватил ее за руку и заставил сесть на место.
– Хорошо! – с улыбкой покорилась она. – Только разбудите меня, если засну!
И только тут я, ободренный раскованностью соседки по парте, в первый раз на нее посмотрел. Она была… она мне страшно понравилась! Маленькая, тоненькая, с двумя длинными темными косами, веснушками, серыми глазами и зуб с щербинкой. А главное – она совершенно не походила на мать семейства. И пахло от нее ландышами, как от девочки, которую я когда-то любил в России.
Сидя за тесной партой, мы то и дело задевали друг друга локтями, стукались коленками и вскоре перестали извиняться.
– Вопросы есть? – осведомилась Мари-Роз.
Наступила пауза, потом одна из мам все-таки решилась:
– Я – мама Матильды. У моей дочери небольшая дислексия, и я хотела узнать, не могли бы вы посадить ее за первую парту и давать ей задания, приспособленные к особенностям девочки…
– Если каждый будет говорить о своих личных проблемах, мы никогда не закончим! – тут же взъелась на маму бедняжки Матильды какая-то мегера.
– А главное, не скоро упьемся апельсиновым соком! – усмехнувшись, шепнула мне соседка.
– Папа и мама Натана хотят что-то сказать? – обернувшись к нам, спросила Мари-Роз.
Я хотел исправить ошибку, но, услышав ответ соседки по парте, лишился дара речи.
– Мы как раз говорили о том, что с человеческой точки зрения было бы неплохо, чтобы наш сын общался с не совсем полноценными детьми.
Мари-Роз приподняла бровь, ожидая продолжения, но продолжения не последовало.
– Ну… да… Но к сожалению, у нас в школе ни одного такого нет. То есть я хотела сказать – к счастью. Все дети нормальные.
– Ах, простите! Но мне показалось, будто с Матильдой не все в порядке!
Мари-Роз покраснела, маму Матильды перекосило, а я злобно уставился на собственные ногти. Неугомонная девчонка, сидевшая радом со мной, проделала это нарочно!
После нескольких скучных вопросов, заданных мамами, которым хотелось не столько услышать ответ, сколько произвести на учительницу хорошее впечатление, нас пригласили перейти к застолью в дружеской обстановке. Теплая безалкогольная сангрия в пластиковых стаканчиках.
– Меня зовут Эльвира! – сказала мама Натана. – А вас?
– Николя. Откровенно говоря, очень глупо было выдавать меня за отца вашего сына. Как мне теперь выпутываться?
– Вы что, думаете, Мари-Редиска об этом вспомнит? Вполне достаточно на следующее собрание отправить вашу жену.
По мне, лучше бы Флоранс никогда не узнала о том, как я не признал себя отцом нашего сына при первой встрече с его учительницей!
– Она что-нибудь говорила про Адриана? – спросила Флоранс, едва я вошел в квартиру.
– Она сказала, что он гений и что в следующем году может держать экзамен на бакалавра.
– Нико, не валяй дурака! Давай рассказывай!
– Учительница набросала в общих чертах план обучения основным навыкам и воспитания самостоятельности…
Начиная с этого места, пошла чистая импровизация. Флоранс ловила каждое мое слово.
Мы снова увиделись с Эльвирой в ближайшую субботу, поскольку Натан пригласил Адриана на день рождения. Я предложил отвести туда сына.
– Адрес точно знаешь, малыш?
– Ну, пап, он же написан вот здесь, на приглашении! Слушай, какой же у Натана красивый дом!
И в самом деле! Здание времен Директории, надежно спрятанное в глубине закрытого для въезда тупичка, а вокруг маленький французский садик. И это в самом центре Парижа!
– Ну входите же! Ты ведь Адриан, правильно? А вы…
– Николя!
– Ах да, простите!
Эльвира протянула мне руку. Я огорчился из-за того, что она забыла мое имя.
Круглый, словно шарик, мальчуган схватил Адриана и утащил в комнату, откуда доносились радостные вопли.
– Ну ладно… Я приду за мальчиком к шести, хорошо?
