13
Спортивный эксперимент закончился. Мне дали отдохнуть несколько дней перед моей первой донорской операцией: я должна была отдать одну почку молодому студенту-медику. Мне было очень страшно.
Ночь перед операцией Юханнес провел у меня. Мы занимались любовью. Я плакала. Он пытался меня утешить.
— У меня только одна почка, — говорил он. — И я не замечаю никакой разницы.
— Дело не в этом, — всхлипывала я, — я боюсь не проснуться после наркоза. Я боюсь, что никогда больше тебя не увижу.
Какое-то время он молча смотрел на меня. Потом произнес:
— Рано или поздно этот день настанет, ты же знаешь. Мы оба знаем, и нам придется с этим жить. Но пойми, это произойдет не сейчас. Не сегодня. Не завтра.
Не сейчас. Не завтра. Слова Юханнеса успокоили меня, и я заснула.
На следующее утро я на подкашивающихся ногах пришла в лазарет, занимавший все крыло К. На первом этаже были поликлиника, аптека, массажный салон, салон педикюра и маникюра, комната для занятий лечебной физкультурой, парикмахерская и туалеты. Зал 4 был на втором этаже. Окна палаты, а к моему удивлению, мне выделили отдельную палату, выходили на Атриумную дорожку и зимний сад. Сквозь стеклянную стену виднелся пруд Моне с кувшинками.
Это было первое окно, которое я здесь увидела. И с минуту я стояла перед ним как зачарованная. Я стояла и смотрела, как люди идут по дорожке. Потом перевела взгляд на сад с его розовыми кустами, глициниями, буками, плакучими ивами, бамбуковой рощей и дрожками. Я узнала Лену по ее кофте и растрепанным седым волосам. Она куда-то спешила, семеня, как маленький тролль, но остановилась, чтобы поздороваться с кем-то, сидящим на скамейке.
— Доррит Вегер?
Я обернулась. На пороге стояла медсестра в белых брюках и светло-голубой рубашке.
— Я сестра Анна, — сообщила она. — Если у вас будут вопросы, обращайтесь ко мне.
Она рассказала, что мне предстоит в ближайшие часы: принять душ со специальным антисептическим мылом, переодеться в больничную рубаху, получить успокаивающий укол и отправиться в операционный зал. Надеюсь, к этому времени я уже засну.
Операция прошла хорошо. Я очнулась от наркоза, но чувствовала себя отвратительно, меня тошнило, а из носа торчал какой-то противный зонд. Это было ужасно, но, по крайней мере, я была жива. Студент-медик получил свою почку и, как мне сообщили, чувствовал себя хорошо. Через пару дней меня выписали. Юханнес встретил меня с конфетами и цветами, отвел домой и всячески обо мне заботился: готовил еду, варил кофе и чай, кормил меня шоколадными конфетами. Он даже читал мне вслух рассказ Сомерсета Моэма «Муравей и кузнечик».
Понадобилось какое-то время, чтобы оправиться после операции, но я была здоровой и сильной и скоро вернулась к прежней жизни. Я работала над романом, плавала и парилась в бане, чаще всего с Алисой и Эльсой, которые тоже недавно расстались с органами (Эльса отдала часть печени, а Алиса — почку, как и я).
— Если бы я знала, какая это легкая операция, — сказала Алиса, когда мы сидели в сауне втроем, — я бы, наверно, добровольно отдала почку еще раньше, когда жила в обществе.
— Правда? — удивилась Эльса. — Вот так просто отдала бы почку какой-нибудь скучной тетке с пятью скучными детьми и рутинной работой? Добровольно? Ты серьезно?
— Ну, не тетке, конечно, хотя… Все имеют право на жизнь. Даже скучные тетки.
— Хм. Как благородно с твоей стороны, — отметила Эльса.
— Да, я такая. Зовите меня святая Алиса, — улыбнулась Алиса и сложила руки в молитвенном жесте и, изобразив серьезное лицо, своим низким грубым голосом протянула: — Аминь!
Мы не могли не расхохотаться. От смеха закололо в животе, и мы с Эльсой одновременно прижали руки к шрамам после операции.
Затем мы начали их сравнивать. В сауне, кроме нас, ну и, конечно, камер слежения и микрофонов, никого не было, так что нам некого было стесняться. Шрам Алисы больше моего, но мой — уродливее. Он был похож на один сплошной черно-зелено-желтый синяк. У Эльсы был самый большой шрам, лилово-красный и припухший по краям. Когда, мы закончили свой осмотр, Эльса сказала:
— Доррит, я должна что-то тебе сказать. Я искала подходящий случай, но… наверно, лучше этого случая мне и не представится. Это касается твоей сестры.
— Моей сестры?
— Да, ее звали Сив, да?
Я кивнула.
— Она была здесь, — продолжила Эльса. — Жила в Б4.
Я вспомнила панно в лаборатории. Я не ошиблась. Это действительно была работа Сив. Странно, но я не испытала ни шока, ни удивления.
— Как ты узнала? — спросила я Эльсу.
— Лежа в больнице после операции, я познакомилась с медсестрой. Ее звали Клара Граншо.
— Граншо? Родственница Ёрана Граншо?
— Да, дочка директора нашей школы, — пояснила она Алисе и продолжила: — Клара узнала меня, и мы начали вспоминать прошлое и обсуждать знакомых. И когда я упомянула тебя, она спросила, знаю ли я Сив Вегер. Я ответила, что нет, но я знаю ее сестру, что мы видимся каждый день. Ничего, что я это сказала?
— Конечно нет, — ответила я и взобралась на верхнюю полку, чтобы быть к ним ближе. — Но расскажи — что ты узнала о Сив?
— Ее доставили сюда, когда ей исполнилось пятьдесят, — начала Эльса. — Как и мы, она участвовала во всяких там испытаниях и экспериментах, отдала кучу органов, клеток и костной ткани. Говорят, кстати, организм у твоей сестры был очень здоровый и крепкий, как у двадцатипятилетней. Здесь она, как и ты, встретила свою любовь. Её звали Элен или Элин, Клара точно не запомнила, и они были вместе, пока Элен-Элин не пришлось отдать сердце на органы.
Мое собственное сердце сжалось от боли, и я резко втянула сухой воздух сауны. Я думала о Юханнесе, который был намного старше меня и который жил в отделении намного дольше меня. Я закрыла глаза и сказала себе: «Не сегодня, завтра!» Эльса схватила мою руку.
— С тобой все в порядке? — спросила она. — Принести тебе воды?
— Нет, нет, все хорошо, — отозвалась я, открыв глаза и встретив ее испуганный взгляд.
Эльса откинулась спиной на стенку сауны. Она вся блестела от пота, как и Алиса, которая, поджав ноги, внимательно слушала рассказ Эльсы.
— Потеряв Элен-Элин, она подала прошение о последней донорской операции.
— Об этом можно попросить? — удивилась Алиса.
— А ты разве не знала? — ответила Эльса. — Конечно, можно. Ей ответили согласием — думаю, они всегда так отвечают, — и буквально через неделю кому-то с той же группой крови, как и у Сив, понадобились сердце и легкие, с которыми она была счастлива расстаться. Это было четыре года назад…
Я почувствовала, как внутри меня закипает ярость. Нет, я не испытывала ни шока, ни удивления, я уже говорила, что свыклась с тем фактом, что Сив больше нет. Напротив, я бы больше удивилась, узнав, что она жива, или столкнувшись с ней на прогулке в зимнем саду. Нет, я не была расстроена. Я была зла. С каждым новым словом Эльсы возрастали просто клокотавшие во мне злость и ненависть. А новость о том, что кто-то посмел забрать у Сив сердце и легкие, буквально вывела меня из себя.
