В общем, в конце концов тебе удалось купить билет, и тем же вечером ты села на поезд. Напротив сидел плотный мужчина с усиками — рубашка с короткими рукавами цвета хаки, брюки, сандалии. Рядом с ним — женщина в сари персикового цвета, на лбу — красная точка. Супруги с довольным видом глядели на тебя. Рядом с ними расположился тощий мужчина. На верхней полке величаво, словно тюлень, возлежала старуха, завернутая в сари. Ты сама сидела возле окна и сквозь решетку видела людей, висевших на вагоне. Возле тебя располагалась девочка в розовом синтетическом платьице с кружавчиками. Судя по росту, ей было годика три, но лицом она напоминала взрослого человека; она хмурилась, время от времени ее взгляд застывал на тебе. Напротив нее сидели ее мать и пожилой мужчина с бородкой и в белом хлопковом балахоне. Бородатый завел беседу со стоявшим в коридоре мужчиной примерно одних с ним лет. У него были тонкие ноги. Через какое-то время он устал стоять и, потеснив всех, занял место на твоей скамейке. В вагоне было страшно жарко, ты сидела не двигаясь, но все равно пот катился градом, разъедал глаза.
Наконец-то поезд подошел к какой-то станции. Назойливые голоса торговцев сливались в общий гам. На поднятом одной рукой подносе — холодные лепешки. Сладкий запах чая. Ты подзываешь кивком продавца, сквозь решетку показываешь на лепешку, протягиваешь деньги. Чувствуешь себя как в тюрьме. Треугольный конвертик лепешки вкусно хрустит. Начинка — из картошки. Покупаешь и чаю в грубой глиняной чашечке. Мужчина с усиками радостно спрашивает: ну что, вкусно? Получив утвердительный ответ, он говорит: «Индийская кухня — лучшая в мире». Он учит тебя: когда выпьешь чай, брось чашку о землю, чтобы она разбилась вдребезги, а иначе какой-нибудь злодей может найти чашку и навести на тебя порчу, может даже убить. «С помощью таких вот детских приемов он обезвреживает чертей и черных магов», — думаешь ты. «Из какой вы страны?» Без колебаний отвечаешь: из Японии. В те годы ты ничуть не сомневалась в своей идентичности: ты женщина, ты из Японии. Тогда человек с усиками просит показать японский паспорт: редкостная, мол, вещь, никогда не видел. И тогда ты великодушно достаешь свой паспорт из пакетика на теле и протягиваешь ему. Мужчина с детским любопытством надувает щеки, перелистывает странички все до одной, произносит со смехом: ваши японские буквы очень трудные, ни одной не знаю. «Что вы, что вы — японские иероглифы вовсе не трудные», — говоришь ты в шутку и открываешь паспорт. Тут руки словно парализует. Там наклеена чужая фотография! Напоминающая по форме каштан стрижка, может быть, и похожа на мою, но все равно это мужское лицо. И написано там вовсе не по-японски, а на каком-то невиданном языке. Какие-то завитушки. Никогда таких не видела. Как это могло случиться? Жена усатого, кажется, сообразила, что что-то здесь не так, — что-то встревоженно лопочет ему. «Что случилось?» — спрашивает он тебя. «Нет, все в порядке», — отвечаешь ты и закрываешь паспорт.
Наверное, в гостинице перепутали паспорта. Интересно, что это за человек на фотографии? И почему у него точно такая же обложка на паспорте? А может, в гостинице подменили паспорт намеренно? И тогда нет смысла возвращаться в Патну — своего паспорта обратно не получишь. Все равно у тебя нет денег, чтобы вернуться туда. Так что остается ехать в Бомбей. Ничего другого: сидеть на своем месте в этом поезде, пронзающем ночь, с грузом невиданного алфавита, доставшегося тебе от незнакомого юноши. Неужели усатый ничего не заподозрил? Он что, принял тебя за мужчину? Ведь в этой стране женщины не путешествуют в одиночку. Ну что ж, мужчина так мужчина.
Тесно, лечь нельзя — хоть и настала ночь, ты продолжаешь путешествие сидя. Только ты задремала, как стало еще теснее — люди из коридора начали потихоньку вползать в купе. И ног уже протянуть нельзя.
Вдруг ты просыпаешься. Перед тобой — худая рука. Вместе с твоим криком усатый мужчина, что сидел напротив, ударил по этой руке. Рука отдернулась и исчезла за окном. Человек, который висит на поезде и путешествует за бесплатно, просунул свою тонкую руку сквозь решетку и хотел что-то стащить. Что именно? Ты смотришь вокруг. Усатый мужчина курит дешевую сигару. Наверное, рука тянулась за ней. В животе заурчало от голода.
Через какое-то время ты снова проснулась. Спина промокла, становится жарче. В ноздри бьет аммиаком. Кажется, ребенок рядом с тобой описался. Хочешь встать, но не можешь. Несколько человек свернулись на полу калачиком. Встать и переодеться — неохота. Мокрый или сухой — не имеет значения. Тут ребенок заголосил, мать стала ему выговаривать. Ребенок противный, но вдруг ты проникаешься сочувствием и гладишь его по головке. Легонько проводишь пальцами по волосикам. Сила звука заметно уменьшилась. Ты вспоминаешь, что у тебя есть какие-то конфетки — они называются «Кокос», — шаришь по карманам, берешь ребенка за руку, вкладываешь в ладонь. Ребенок замолкает. Товарищи по моче. Отправляешь конфету себе в рот.
В этот момент с верхней полки свешивается голова. Глаза — как перевернутый треугольник. «У тебя кусачки для ногтей есть?»
Кому это могли понадобиться кусачки посреди ночи? Японец, к примеру, ночью ногтей стричь ни за что не станет — плохая примета. В такой ночной стрижке ногтей есть что-то неприятное. Но ты шаришь в своем рюкзаке в поиске кусачек, а внутри тебя самой твои твердые принципы дают трещину. Может, это и вправду хорошее дело — стричь ногти посреди ночи. И стричь ногти в поезде тоже, наверное, не так плохо. Наконец-то ты нащупываешь ножницы и протягиваешь их в опущенную сверху руку. Теперь слышно их пощелкивание.
— А кусачки у тебя что надо. Может, продашь? — снова свешивается голова.
— Нет, я ведь тоже иногда стригу ногти.
— Но ты ведь в Индии не навсегда. Приедешь домой — новые купишь. В Индии все есть, что человеку надо, только ножниц нет. Продай, а?
Ты вспоминаешь, что денег у тебя совсем нет. Продашь ножницы — заработаешь мелочовку хоть на одну еду.
— Хорошо. А сколько рупий ты мне дашь?
— Видишь ли, рупий у меня как раз нет.
— Не поняла.
— Я тебе вместо рупий билет на поезд дам. Это билет непростой — волшебный. С этим билетом ты всегда на поезд сядешь.
— Что значит «всегда»?
— Это путешествие кончится — за ним сразу настанет следующее. Закончится это — за ним другое. Вот так и будешь всегда путешествовать.
В эту ночь ты подарила себе вечный билет. Вместе с тем ты лишилась гордого права именовать себя «я». Ты утеряла право называть себя «я». Ты теперь — всегда «ты». С этой ночи ты стала объектом для описания, и теперь ты стала вторым лицом, обреченным на бесконечные скитания в поезде.
Путешествие тринадцатое В ГОРОД, КОТОРОГО НЕТ
— Выметайся!
— Сейчас-сейчас.
— Ты же сказал, что мотаешь отсюда. Сколько можно тянуть?
— Сколько… Как можно измерить время?
— Что ты там бубнишь?
— Я просто проверяю, не забыл ли чего.
