– Я просто хочу убедиться, что мистер Маккалем жив и здоров. Разбудите его, пожалуйста.
– Жив и здоров? – удивился Клык. – А чего ему станется?
Начальник ушел от прямого ответа:
– Это профилактическая мера.
Он беспокоился не напрасно: Маккалем не подавал никаких признаков жизни, зато признаков смерти было предостаточно: бледность, странная поза. Будь на месте Маккалема другой заключенный, начальник не стал бы церемониться, а просто вошел бы в камеру. Но Маккалем редкостный мерзавец. Кто знает, не разыгрывает ли он комедию, чтобы заманить кого-нибудь из охраны в камеру и скрутить с помощью Быка и Клыка? А все старший надзиратель, ни дна ему ни покрышки! Начальник поспешил за подмогой, а Бык и Клык в самых нелестных выражениях осудили долбанных вертухаев, которые оставляют долбанный свет в долбанной камере на всю ночь. Но поведение Маккалема их тоже озадачило, и они все-таки решились его потревожить. В ту же минуту корпус особого режима огласился душераздирающими воплями.
– Скопытился! – ревел Клык. Бык тем временем попытался привести Маккалема в чувство. Для этого он, как умел, сделал патрону искусственное дыхание – навалился на него всем телом и выжал из легких остатки воздуха.
– В рот ему подыши, – велел Клык, но Бык не отважился. Если Маккалем жив, то, очнувшись, он едва ли обрадуется поцелую, а если он действительно врезал дуба, то Быку мало радости лобызаться со жмуриком.,О чем он и сообщил напарнику.
– Ишь, какие мы нежные, – заорал Клык. – Пошел вон, падла! Сам сделаю!
Он склонился над телом патрона и отшатнулся: Маккалем был холоден как лед.
– Убили! Ах вы суки! – завопил Клык, повернувшись к двери.
Между тем начальник тюрьмы влетел в кабинет, где старший надзиратель Блэггз прохлаждался за чашечкой кофе, и выпалил:
– Доигрались вы с вашим проклятым снотворным.
– Я? – изумился Блэггз.
Начальник перевел дух.
– С Маккалемом непорядок. Или он умер. или очень умело притворяется. Вызовите десяток надзирателей и врача. Скорее. Может, еще удастся спасти.
Они помчались по коридору. Блэггза все еще мучали сомнения.
– Маккалем получил такую же порцию, что и другие, – твердил он. – Наверняка прикидывается.
Наконец десять надзирателей собрались у двери камеры. Однако Блэггз все медлил.
– Предоставьте это нам, – убеждал он начальника. – Вам лучше остаться снаружи. Вдруг они возьмут заложников и придется вести переговоры. Не забудьте: в камере три очень опасных преступника.
Начальник подозревал, что уже не три, а два.
Заглянув в глазок, старший надзиратель прошептал:
– Поди разберись тут. Ну как он опять каверзы строит? Вымазал лицо мелом.
– И загнулся в придачу?
– А что вы думаете? Уж если старина Мак за что взялся, сработает на совесть. Ну ладно. Эй, в камере! Всем отойти от двери! Вперед.
В одно мгновение камеру заполнила толпа надзирателей. В сутолоке покойный Маккалем получил увечья. которые уже не могли отразиться на его здоровье, но попортили его внешность. Что Маккалем мертв, не оставалось никаких сомнений, и даже без врача было ясно, что смерть наступила вследствие острого отравления барбитуратами.
– Откуда мне было знать, что Бык и Клык отдадут ему свое какао? – причитал старший надзиратель на экстренном совещании в кабинете начальника тюрьмы.
– Вот когда Министерство внутренних дел начнет расследование, тогда и объясните, – отрезал начальник.
Ворвавшийся на заседание надзиратель принес известие, что в матраце у Маккалема обнаружены припрятанные наркотики. Начальник тюрьмы взглянул в окно, на небо, где уже занимался рассвет, и застонал.
– Ах, да, вот еще что, – спохватился надзиратель. – Мистер Ковен, дежурный, вспомнил, чей голос он слышал по телефону. Очень, говорит, похож на мистера Уилта.
– Мистер Уилт? Какой там еще мистер Уилт?
– Преподаватель. Из Гуманитеха, что ли. По понедельникам занимался с Маккалемом английской литературой.
– С Маккалемом? Английской литературой? – начальник оживился, усталость как рукой сняло. – Ковен его узнал?
– Так точно, сэр. Говорит, голос ему с самого начала показался знакомым, а когда он услышал, что Гарри-Поджигатель окочурился, так и сообразил, что это неспроста.
Начальник тюрьмы тоже сообразил, что это неспроста. И поскольку его карьера грозила пойти прахом, он решил действовать без оглядки. Всегдашнюю осторожность словно сквозняком из-под дверей сдуло.
– Итак, – объявил он, – Маккалем умер от пищевого отравления. Это и будет официальная версия. Далее…
– Как от пищевого отравления? – удивился врач. – Ничего подобного. Ему дали чрезмерную дозу фенобарбитала, и я не стану…
– А как ему дали эту дозу? В какао, – раздраженно пояснил начальник. – Какао, по-вашему, не пища? Я и говорю: пищевое отравление. Впрочем, если вы хотите, чтобы вас обвинили в попытке отравить тридцать шесть заключенных…
– Меня? Я-то здесь причем? Это все вон тот охламон, – врач указал на старшего надзирателя. Однако Блэггз уже приготовился к обороне.
– Да, но по вашему распоряжению, – парировал он, бросив выразительный взгляд на своего начальника. – Если бы не вы, как бы я раздобыл это снадобье? Вы же аптечку в медпункте запираете, не так ли? Вы же не головотяп какой-нибудь, правда?
– Я никогда… – начал врач, но начальник тюрьмы перебил:
– Увы, мистер Блэггз говорит дело. А если вы с ним не согласны, обратитесь в комиссию, которая будет вести расследование. Ваше право. Обратно же, газетчикам тему подарите. «Тюремный врач – соучастник отравления заключенного» – чудный заголовочек для газеты «Сан», а?
– У него в камере нашли наркотики, – напомнил врач. – Давайте скажем, что ими он и отравился.
8
– Что ты мне рассказываешь? – возмущалась Ева. – Я же знаю, что ты пришел домой поздно.
Как всегда за завтраком любящее семейство подвергало Уилта перекрестному допросу. В подобных случаях Ева отдавала супруга на растерзание близняшкам, и они забрасывали папочку вопросами из информатики и биохимии, в которых тот не смыслил ни уха ни рыла. Но на сей раз у Евы появился повод помучить Уилта собственноручно: машина.
– Я и не говорю, что пришел не поздно, – защищался Уилт, с трудом глотая мешанину из дробленой пшеницы, сухофруктов, орехов и прочей органической пищи, которой Ева по-прежнему пичкала домашних. Она считала, что в рацион непременно надо включать грубую клетчатку.
– Двойное отрицание, – ввернула Эммелина. Уилт взглянул на нее с ненавистью.
– Сам знаю, – проворчал он и выплюнул шелуху от семечки.