— Частная школа ни с чем не сравнится, правда?
— Думаю, да. — Я нерешительно посмотрела на Блейка — на нем был очень элегантный костюм. — Вы хотите сидеть на скамейке или лежать на траве?
Присев на корточки, он и потрогал ладонью траву.
— Абсолютно сухая.
Он снял пиджак и галстук, завернул рукава рубашки, а затем лег на спину. Я с изумлением наблюдала, как он нажал основаниями ладоней на глаза.
— Устали?
— Немного, — ответил Блейк сонным голосом.
Он выбрал себе место на солнце, но рядом оказался островок тени. Я уселась там и принялась исследовать содержимое принесенного Блейком пакета. Молчание затягивалось, и я начала испытывать неловкость.
— Ну и как дела? — спросила я в итоге.
Вздрогнув, он вынырнул из сна и заморгал, глядя на меня как на совершенно незнакомого человека.
— Простите… я задремал?
Вместо ответа я впилась в свой сандвич. Блейк приподнялся, опираясь на локоть, и углубился в пакет.
— Не знаю, чего я хочу больше: есть или спать. У нас с понедельника — ни минуты отдыха.
— Есть какие-то сдвиги?
Он ответил, пережевывая:
— Кое-что есть. Вы раскопали подружку Дженни, и это помогло нам. Как это получилось?
Я пожала плечами.
— Случайно встретилась с Рейчел. Ей страшно хотелось кому-нибудь об этом рассказать, а меня она знает, поэтому…
Он кивнул.
— Вероятно, они доверяют вам, поскольку вы молоды. Вы ближе к ним по возрасту, чем большинство здешних учителей.
— Вы удивитесь. Это вам я могу казаться молодой, но не думаю, будто девочки принимают меня за свою. Я совершенно определенно взрослый человек — так они представляют. — Я вздохнула. — Вся эта история с Дженни… я ничего не видела. Совсем ничего.
— Не вините себя. Никто не знал. Даже ее родители пребывали в неведении. Как могли догадаться вы?
Я положила сандвич и обхватила колени руками.
— Однако, наверное, следовало. Я все думаю об этом. Она иногда задерживалась после урока, чтобы поговорить со мной, ни о чем конкретно. Просто… поболтать. Я никогда не придавала этому большого значения, но она могла ждать возможности рассказать о том, что происходит. А я постоянно поторапливала ее, чтобы она не опоздала на следующий урок.
Я прижалась лбом к коленям, пряча от Блейка лицо и боясь увидеть в его глазах осуждение. Но уверенность, прозвучавшая в его голосе, когда он заговорил, заставила меня поднять взгляд.
— Чепуха. Если бы она захотела с вами пооткровенничать, то нашла бы способ. Послушайте, я не пытаюсь изменить ваши чувства по отношению к этой девочке, но она, очевидно, была нечестна. Мы перерыли ее комнату, отвезли экспертам кучу вещей для исследования, но не нашли ничего полезного. Единственный человек, с кем она, похоже, поделилась, эта самая Рейчел, и даже ей сказала не много. Не представляете, кому еще она могла довериться?
— Нет, — с сожалением ответила я. — Скорее всего, думаю, Дженни рассказала об этом Рейчел только потому, что ей требовалось прикрытие, а вовсе не из желания поговорить с кем-то о своем друге.
— А как Рейчел ее прикрывала? — заинтересовался Блейк.
— Она — единственная из класса — живет сравнительно близко от Дженни, минут десять на велосипеде. По словам Рейчел, Дженни разрешали ездить на велосипеде к ней домой, чтобы они могли вместе готовить уроки. Но разумеется, к Рейчел она не приезжала — она бывала где-то в другом месте, там встречалась с этим своим другом и его братом.
— И родители ничего не заподозрили?
— Вот она — прелесть мобильных телефонов. Дайана Шеферд звонила Дженни или отправляла сообщение, когда хотела, чтобы та вернулась домой. Она никогда не звонила Бойдам, поэтому не было опасности обнаружить, что Дженни там не показывалась. Но Дженни предупредила Рейчел, чтобы та ее прикрыла, если бы миссис Шеферд когда-нибудь заговорила с ней в школе.
— Умно. Она всех заставила плясать под свою дудку, а?
— Видимо, так. — Этот образ совершенно не сочетался с моим впечатлением от Дженни, и мне стало не по себе. — Хотя, возможно, план был придуман ее другом.
Блейк промычал что-то нейтральное.
— Может быть.
Больше он ничего не сказал, я тоже промолчала. Заполняя тишину, на дереве заворковал вяхирь. Блейк в раздумье смотрел на траву, а я, воспользовавшись этим, разглядывала его. Яркий солнечный свет поблескивал в волосках на его руках и на опущенных ресницах. Я никогда не видела таких длинных ресниц у мужчин, и это было единственной данью чего-то отдаленно женственного в его облике. Рубашка оказалась небрежно заправлена в брюки, и над их поясом у него треугольник кожи — упругой и загорелой, с дорожкой темных волос, которые повели мое воображение туда, куда не следовало. Блейк оставался неподвижен, как фотография. Двигалась только секундная стрелка на его часах. Я обняла колени и почувствовала, как во мне поднимается что-то незнакомое, в чем через секунду с удивлением опознала счастье.
Блейк поднял на меня глаза, и у меня засосало под ложечкой.
— Вы собираетесь доедать свой сандвич или как?
Вторая половина сандвича так и лежала, как ее завернули в пергаментную бумагу в деликатесном магазине.
— Боюсь, я не так уж голодна.
— Тогда я съем его, если вы не хотите.
Я передала ему сандвич. Он заглотил его в три приема, затем снова улегся, прикрыв лицо рукой от солнца.
— Как ваша мама?
— Мама? — До сего момента я совершенно не помнила, что говорила о ней с Блейком. Я попыталась восстановить в памяти, что же могла сказать, и остановилась на туманном: — О… да все так же.
— Вы признались ей, где были вечером в понедельник? Провели время со злыми полицейскими?
Я засмеялась.
— Нет, мне ничего не пришлось объяснять. Она спала, когда я вернулась.
— Почему она ненавидит полицию? — На секунду убрав руку, он прищурился на меня. — Это не дает мне покоя с тех пор, как вы сказали.
— Такое случается. — Я отвернулась. — Мы несколько раз обращались в полицию, и нам не слишком-то захотели помочь, скажем так.
— А что такое происходило?
Мгновение я колебалась, меня так и подмывало рассказать ему о Чарли, но это была слишком длинная история, и она вряд ли сможет его заинтересовать. Я убедила себя, что он просто задает вопросы, как подобает хорошему полицейскому.
— Давняя история. Знаете, как это бывает. Приоритеты суррейской полиции не совпали с ее собственными. Она посчитала, будто ею пренебрегли. Если бы она не относилась к людям злопамятным, то, уверена, уже пережила бы все.
— Вы живете только вдвоем? Отца нет?
