Пока моя песнь во славу Рио не стала слишком серьезной, спешу признаться, что я — большой поклонник официантов в старейших ресторанах Рио. Они проработали по сорок-пятьдесят лет, унаследовав все тонкости ремесла от своих предшественников, и привыкли иметь дело с президентами, дипломатами и другими VIP-персонами, а также с тысячами обычных людей. Они всё в этой жизни уже повидали, и ничто не может сбить их с толку или заставить утратить апломб. И все в этой жизни слышали, молча подавая стейк или суп «Beao Veloso». Подумать только, сколько любовных историй начиналось и заканчивалось в их присутствии, как много политических интриг сочинялось, сколько заключалось союзов и совершалось предательств на их глазах. И у каждого из этих восхитительных джентльменов, ветеранов «Ламас», «Кафе Коломбо» или «Рио-Миньу», наберется материала на пару сотен романов, которые так и не будут написаны.
И есть у Рио еще одно неоспоримое достоинство — женщины.
В 1581 году три французских корабля вошли в залив Гуанабара с намерением прикарманить Рио, если это не доставит особых хлопот. Город был беззащитен — губернатор Сальвадор Коррейя де Са отправился пострелять индейцев и увел с собой солдат. Но его жена Инес де Соуза организовала сопротивление. Она оделась сама и переодела других женщин в мужскую военную форму, зажгла ночью костры на пляже Санта Луизия и инсценировала там защитные маневры. Французы, взиравшие на это издалека, решили, что город готов к сражению, развернулись и смылись. Инес была португалкой, но многие из ее рекрутов, юные дочери пионеров, были уже первыми кариоками. Четыре с чем-то сотни лет спустя, прошлым летом, несколько девушек, загоравшие на пляже у посту 9 в Ипанеме, заметили полицейского в шортах и футболке, который проезжал мимо на мотоцикле. Должно быть, он им понравился, потому что они приветствовали его радостным свистом. И как это обычно бывает в Рио, свист и приветственные возгласы, как волны от брошенного в воду камня, мгновенно распространились по всему пляжу. Полицейский, смутившись, развернулся и уехал прочь. Но они совсем не хотели его прогонять, в отличие от истории с их предками и французскими пиратами. Но молодой человек ничего подобного не ожидал — откуда бы он ни приехал, в его городе девушки не свистят вслед юношам.
В Бразилии именно женщины Рио первыми получили высшее образование, нашли работу вне дома, стали получать зарплату, покупать машины, курить в общественных местах, жить отдельно от мужа и вместо того, чтобы немедленно после развода уходить в монастырь, считали, что все нормально, и продолжали жить как ни в чем не бывало. Я говорю о значительной части обычных женщин среднего класса в начале двадцатого века, а не о единичных случаях, которые бывали и раньше и не только здесь. А еще кариоки женского пола в 1950-х первыми стали носить бикини, надевать рубашки своих братьев, завязывать их на талии и в таком виде отправляться на пляж когда вздумается, проходя по улицам, заполненным мужчинами в деловых костюмах. В те времена это было достаточно дерзко, даже более дерзко, чем поступок Лейлы Диниц, которая в конце 1960-х явилась на пляж в бикини беременная, тем самым положив начало привычке столь естественной, что все женщины ее мгновенно переняли. Задолго до этого, в 1940-х, именно жительницы Рио первыми стали снимать квартиры и жить сами по себе и, вопреки правилам извечной мужской игры, сами решали, какие мужчины «предназначены для семейной жизни», а какие «для флирта». Сейчас — то, понятно, это все уже само собой разумеется. Но мне кажется, когда все это совершалось впервые, такие поступки были рискованными, и наши женщины были готовы рискнуть.
Одной из таких женщин была maestrina Чикинья Гонзага, а жила она еще в девятнадцатом веке, когда женщинам приходилось не очень-то легко.
Для Чикиньи проблема заключалась не в мужчинах, а в замужестве. Существовала хроническая несовместимость между этими священными узами и любовью всей ее жизни — фортепиано. В 1869 году ей было 22 года, она была замужем и родила уже троих детей, и вот она получает от мужа, богатого землевладельца, ультиматум: или музыка, или семья. Но напрасно он пытался приструнить жену. Чикинья не стала долго раздумывать и выбрала музыку. Она ушла из дома, прихватив чемодан, свое пианино и старшего сына, которому тогда было шесть лет. Забрать остальных детей запретил муж. Ее собственная семья отказала ей в наследстве, но флейтист Жоаким Кальяду, прародитель хоро, и его знакомые были рады видеть ее на своих вечеринках. Вскоре Чикинья снова вышла замуж, на этот раз за инженера, и снова родила сына. Но, несомненно, она была создана для вечеринок, а не для поварешки и грязного фартука. Вскоре Чикинья отправила своего второго мужа «чесать мартышек» (как мы говорим в Бразилии), опять взяла с собой сына от первого брака и решила жить только музыкой — на это требовалась немалая смелость, потому что для женщин-кариок в 1877-м игра на фортепьяно была всего лишь домашним развлечением, не более, чем-то вроде украшения гостиной (ведь в каждой гостиной среднего класса стоял небольшой рояль или пианино).
Чикинья стала профессиональной пианисткой, она сочиняла целые мюзиклы (и музыку, и слова, и либретто) для театров на Праса Тирадентеш. Написанные ею польки, хоро и машише исполняют до сих пор — и некоторые вещи напоминают мне музыку Скотта Джоплина, только Чикинья написала их на двадцать лет раньше. Одним из ее классических творений, если помните, было «Ó abre alas», первое произведение, написанное специально для карнавала.
И я не знаю хоро нежнее, чем «Atraente» («Притягательная»). Но даже не за фортепиано, а как раз в обычной жизни она показала, из какого теста сделана. Она продавала свои партитуры на улицах, чтобы выкупать на свободу рабов, и боролась как на сцене, так и вне ее за свержение монархии. В 1889 году была провозглашена республика, но вскоре Чикинья разочаровалась в управлявших ею маршалах и в 1893-м поддержала песней военно-морской мятеж против правительства Флориану Пейшоту. Маршал приказал ее арестовать, и лишь вмешательство влиятельных друзей помогло ей избежать заключения. В 1902 году, вернувшись из турне по Европе, Чикинья привезла в Рио молодого португальца Жоау Батишту Лаге, которого представила как своего сына. Никаким сыном он ей не был, и все это знали, но сделали вид, что поверили. Ей было пятьдесят пять, а ему — девятнадцать, когда у них завязался роман, и на этот раз отношения продлились долго, потому что Жоау Батишту тоже был музыкантом. А между тем Чикинья боролась за создание организации, которая защищала бы права композиторов и драматургов на их произведения. Такая организация появилась в 1917-м, Чикинья стала ее первым президентом и пробыла на этой должности до самой своей смерти в 1935 году. Она умерла в возрасте восьмидесяти восьми лет.
Чикинья Гонзага была исключительной личностью. Каждый век рождает всего несколько таких женщин. По крайней мере, так было в девятнадцатом. Но нашлись те, кто последовал ее примеру: Чикинья стала одним из источников вдохновения для другой потрясающей кариоки времен belle époque, карикатуристки и, ко всеобщему удивлению, будущей первой леди Бразилии Наир де Тэффе.
Наир была дочерью ученого, дипломата и барона империи, который даже с приходом республики не потерял ни титула, ни влияния. Она родилась в Рио в 1886 году и провела детство и юность в монастырских школах в Риме, Ницце и Париже. Там она научилась петь и играть на фортепиано. Но основной ее талант никак не был связан с катехизисом: она рисовала на монахинь карикатуры. Вернувшись в Бразилию в 1905 году в возрасте девятнадцати лет, она поселилась в Петрополисе, небольшом городке в сорока милях от Рио.
