— Типун тебе на язык! — Стеша снова вспыхнула, подавшись вперед, словно тигрица, готовая вцепиться в лицо своей противницы. — Он любит меня, а я ево. Так што не больно-то верти хвостом, вертихвостка!
— Он не любит, акромя себя, никово, — остудила ее пыл девушка. — Даже меня… Но спасать от таких, как ты, прилипалок, я его обязана. А теперь просьба к тебе имеется. Подсоби мне Ивана Ильича образумить?
— Хто? Я? — не поверила своим ушам Стеша. — Ты што от ревности умом повредилася? Для че мне тебе подсоблять спасать сектанта энтова, греховодника брехливова?
Анна злорадно ухмыльнулась.
— Вот и вся ты как на ладони, — сказала она. — А куда подевалась любовь твоя? Ладно, быть посему, оставим это словоблудие. Так скажи ты мне на милость, душа сучья, подсобишь в просьбе моей или самой управляться дозволишь?
— А што ты с Петенькой сотворить замышляшь, змеюка подколодная? — спросила Стеша, глядя на девушку исподлобья.
— Усыпишь ево, когда явится, и в постель затащишь, — ответила Анна. — Свяжем мы его опосля. Я думаю, что больше ты мне не понадобишься. Дальше я и без тебя обойдуся.
* * *
Иван Сафронов сидел перед окном второй день, наблюдая, как наступает ночь. Он даже привык, что его руки и ноги связаны, и не обращал на это внимания. Он не возмущался, не угрожал, не требовал, всецело полагаясь на судьбу, которая, в общем-то, всегда благоволила к нему. Ивашка верил в свою исключительность на земле.
Однако сегодня кормчий не чувствовал себя хозяином положения. Он ненавидел свою беспомощность и острее чувствовал свой возраст! Невыносимо было осознавать себя слабеющим. Внешне он пока еще здоров и крепок, но сотни мелких недугов и хворей свили в его теле настоящее гнездо. Редкий день проходил без раздражения от того, что какая-нибудь из болячек не заявляла о себе, и Ивашка все больше и больше злился на стареющее тело. А ведь худшее еще впереди…
Ивашка вспомнил отца. Тот лежал на кровати за печью. Страшная болезнь разлагала его внутренности и приковала к постели, но голова несчастного оставалась светла, как у юноши. Он ворочался словно в бреду и цитировал Евангелие, именно главы о смерти и загробной жизни. Отец был убежденным православным христианином. Он свято верил в Иисуса Христа и в то, что любой богобоязненный человек способен одержать победу над силами зла. Даже умирая, Илья Иванович славил Господа.
Спустя год после похорон отца в доме появился некий Карп Сурков. Среди домочадцев он вел себя скромно и даже смиренно, хотя и невооруженным взглядом было видно, что тот обладает очень большим влиянием на матушку. Тихо, ненавязчиво он частенько внушал домочадцам, что отца погубил злой дух, ибо покойный погряз «во грехе и разврате»!
И так было вплоть до того рокового дня, когда Карп от непонятных Ивашке проповедей вдруг перешел к делу. Сурков заманил подростка в баню и едва не оскопил его. Тогда Ивашке показалось, что он встретился лицом к лицу с тем злым духом, который и погубил отца.
В тот раз они разошлись мирно. Унаследовавший от отца могучую силу Ивашка одолел хилого Карпа и остался неоскопленным, но извлек из скопцовской веры кое-что «эдакое», что позволяло ему верховодить над сектой и быть для адептов всем на свете!
С тех пор минуло уже много лет. И вот сейчас…
Ивашка обернулся к двери. Анна стояла у порога и молча смотрела на него. Эта сильная и своенравная девушка обладала какими-то способностями, объяснить которые было невозможно.
Когда она родилась, умерла ее мать Кланя, привязанность к которой Ивашка пронес через всю свою жизнь. Девочка росла замкнутой и нелюдимой. Говорить начала поздно, хотя была на редкость смышленой и все понимала. Ивашка начал даже подумывать, что она немая, но он ошибся.
Девочка заговорила, когда ей исполнилось три года. Первые ее фразы были не чем иным, как предсказанием страшного события, которое не замедлило произойти. Анна напророчила матери Ивашки смерть от укуса бешеной лисы. Так и случилось: матушка умерла в страшных мучениях…
— Иван Ильич, ты почему отказываешься от еды и питья? — спросила Анна, приблизившись. — Твое поведение мне не нравится.
— А мне не нравится, как ты обращаешься со мной, — ответил Ивашка, вздыхая.
— Я поступила так, как должна была поступить, — сказала Анна, и в этот миг ее загадочные глаза озарились пророческим огнем.
Ивашка вздрогнул, вспомнив, что слова девушки всегда имеют под собою почву. А вдруг и на этот раз ее заявление исполнено глубокого смысла?
— Твоя жизнь на волоске, а я спасаю тебя от смерти.
Слова звучали убедительно и зловеще. Анна выговаривала их с торжественной уверенностью, будто она знает гораздо больше, чем говорит.
— Черный человек охотится на тебя, Иван Ильич, и на твое состояние! А еще он собирается погубить всех скопцов, — прошептала Анна таинственно. — Но ему помешают.
— Кто? Я? — ужаснулся Сафронов.
— Нет, другой, — ответила девушка. — Только он один способен остановить черного выродка, правда, сам этого не знает.
Сафронов закрыл глаза. Он попытался представить, что может случиться дальше, и затрясся от страха. Желания продолжать разговор с девушкой больше не было.
За окном быстро темнело. Анна, скрестив на груди руки, прогуливалась от окна к двери в глубокой задумчивости. Ивашка по-прежнему испытывал благоговейный страх перед ней, как перед судьбой, обладающей властью над его жизнью и смертью.
Убеждение в своей высочайшей ценности делало его самым уверенным в себе. Его сильные природные качества были отшлифованы до такой степени, что одним словом он умел подчинить себе толпу или уничтожить любого, опустошив безжалостно его жизнь, разрушить психику. Ивашка проделывал это бесчисленное количество раз. Девушка всегда помогала ему манипулировать людьми. Благодаря своему «шестому» чувству и ее таинственной помощи Сафронову удалось скопить огромное состояние. Но почему-то теперь Анна тревожится? Что она видит в его и своем будущем?
Ивашка повернул голову, чтобы посмотреть на нее:
— Мы выживем в этой кутерьме, Анна?
Слова были произнесены так тихо, что, казалось, выплывая изо рта, зависали воздушными шариками посреди избы. Внутренности Ивашки сжимались от плохого предчувствия.
— Этого я сказать не могу, — ответила Анна. — Сама не знаю почему, но я не вижу нашего будущего.
Ивашка никогда не видел девушку такой озабоченной и погруженной в себя. Ей сейчас явно было не до него, но он спросил:
— Ты мне не ответила — выживем ли мы?
— Мы сделаем все, чтобы выжить, — ответила Анна. — Только придется все бросать и спешно убираться из Бузулука.
Ивашка закрыл глаза. Он почувствовал, как страх холодной струйкой проникает в самое сердце.
Девушка подошла к нему и обняла сзади за шею. Она ощутила всю бездну отчаяния своего благодетеля. Он никогда не был таким раньше.
