В ДУХЕ ХЕМИНГУЭЯ
В Нормандии не существовало сплошного фронта. Можно было уехать в разведпоиск на несколько часов и не увидеть ни единого следа противника. На этой стадии войны можно даже было обнаружить совершенно нетронутые деревни, жители которых, казалось, едва догадывались, что в нескольких километрах шел ожесточенный бой, хотя там были уничтожены целый населенный пункт и половина армии.
В деревню Монтоден мы въехали ночью. Двигались с опаской: могло статься, что здесь находится осиное гнездо войск противника. Но главная улица была темной, безлюдной, нигде не было видно ни солдата, ни местного жителя.
— Смотрите, забегаловка! — прошипел Порта, взволнованно указывая вперед на единственное освещенное здание. — Давайте остановимся, посмотрим, есть ли там какая-нибудь жратва. У меня совсем живот подвело.
Когда заходила речь о еде, Порта говорил очень убедительно; кроме того, мы были слишком усталыми, чтобы с ним спорить. Остановились посреди деревенской площади, словно туристы в мирное время, потом, изможденные, грязные, в отвратительном расположении духа, размяли затекшие руки и ноги и вылезли на ночной воздух. Мы два дня провели в разведке, а это нудное, утомительное занятие.
— Я совсем измотан, — пробурчал Хайде. Громко зевнул и ударил ногой по гусеничному катку «пантеры». — Эта чертова коробка сводит меня с ума.
— Где мы? — спросил я. — За линией фронта?
— За чьей? — саркастически ответил Порта. — Нашей или противника?
— Той или другой.
Старик почесал затылок, потом задумчиво потер пальцем нос.
— Кто его знает, но на всякий случай оставим в танке свои кепи. Это единственное, что выдает нас.
— Я возьму наган, — объявил Малыш, любовно беря большой русский револьвер, который раздобыл каким-то загадочным образом. — Люди сейчас не особенно дружелюбны.
— Давайте вооружимся все, — предложил я.
Мы наложили гранат в боковые карманы, сунули пистолеты в нагрудные, потом Легионер, держа в руке пистолет, распахнул дверь кафе ногой и впустил нас. Под высоким потолком горела одна тусклая лампочка, и заведение казалось таким же безлюдным, как улица.
— Salut, patron, — крикнул по-французски Легионер. — Y a des clients![53]
Я внезапно осознал, что Хайде сжимает мою руку и указывает вперед дрожащим пальцем. Я взглянул туда И подавил вскрик ужаса. В полумраке был виден толстый человек, привалившийся к стойке; одна его рука лежала на ней, голова покоилась на опрокинутой бутылке виски. Это был, вне всякого сомнения, американец. Пьяный в стельку, но американец. Хайде нервозно дернул меня за руку.
— Давайте уйдем отсюда! — прошипел он.
— Ерунда! — ответил Порта так громко, что мог бы разбудить мертвого.
— Но это янки…
— Плевать, даже если это сам чертов Эйзенхауэр[54]. Я не уйду отсюда, пока не поем.
— Но мы за линией фронта противника…
— Откуда ты знаешь? — спросил с горячностью Порта. — Откуда знаешь, что эта жирная туша — не за нашей? — Схватил Хайде и так затряс, что у него застучали зубы. Порта становился очень раздражительным при мысли, что может остаться без еды. — Может, это не мы, а он сбился с дороги.
Мы посмотрели на американца. Наши голоса слегка потревожили его, и теперь он, с отвисшей челюстью, громко храпел.
— Я намерен поесть, — заявил со всей твердостью Порта.
Легионер кивнул и снова позвал хозяина. Наверху справа под шагами заскрипели половицы. На лестничной площадке появился полный мужчина средних лет, зевающий, с покрасневшими глазами, в грязном халате. Увидев нас, он молитвенно возвел глаза к небу.
— Еще американцы! Господи, пошли мне терпенья!
— Patron, — заговорил успокаивающе Легионер, — excusez le dérangement, mais est-ce qu-on pourrait avoir une soupe genre bouillabaisse? Si vous manquez de personnel on est là pour le coup de main.[55]
Хозяин уставился на него, разинув рот.
— Вы французы? Я принял вас за эти чертовых янки!
— Я француз, — беспечно ответил Легионер. — Мои друзья — немцы из Иностранного легиона. Мы держим путь в Париж.
Хозяин сунул ноги в старые шлепанцы и спустился по скрипучей лестнице, лицо его сияло.
— Vive des Français! — крикнул он тем, кто находился наверху. — Vive la France![56]Спускайтесь все!
Проворными движениями профессионального бармена хозяин выставил ряд старых, покрытых пылью винных бутылок. Спавший американец инстинктивно открыл один глаз и огляделся вокруг, очевидно, унюхав выпивку. Усы его вымокли в виски, а если бы кто-нибудь бросил зажженную спичку в его мундир, он вспыхнул бы скорее, чем цистерна с бензином. Увидев нас, американец вяло поднял руку.
— Эй, Мак! Шотландское есть?
Не дожидаясь ответа, обаятельно улыбнулся и свалился на пол среди лужиц виски.
— Вдрызг пьян, — равнодушно сказал хозяин; — Он здесь с полуночи до позднего вечера пьянствовал с двумя приятелями. Они приехали вчера утром и, по-моему, пили, не переставая.
— Отвратительно, — сказал Легионер. — А что… э… с его друзьями?
— Уехали. Сели в джип и укатили без него. Он с тех пор не просыхает.
Мы все мрачно уставились на американца. Он лежал, фыркая, как морж, но, видимо, слитная сила нашего неодобрения дошла до его одурманенного мозга. Он открыл глаза. Они покраснели и выглядели жутко. Очень медленно, с неимоверным достоинством, поднялся и застучал по стойке.
— Хозяин! Черт возьми, где шотландское, которое я заказал?
Хозяин пожал плечами.
— Что я вам говорил? Американцы, наверное, все алкоголики.
— Отвратительно, — снова сказал Легионер.
Мы с серьезным видом лицемерно согласились. Американец, пошатываясь, пошел к Барселоне.
— Знаешь, что, Мак? У тебя гнусная рожа… напоминает фрицевскую. Знаешь, что? Ты похож на паршивого фрица.
