Спешить мне некуда. Словно слепая, двигаясь лишь на ощупь, я наконец очутилась на следующей площадке. Передо мной маячил прямоугольный силуэт двери на этаж. Ветер не унимался, но за его шумом я не слышала никакого другого звука. Постояв перед дверью, я прижалась к ней ухом, выискивая признаки жизни. По ту сторону ничто не шевелилось. Отступив на полшага, я взялась за ручку — круглый шар из дешевой латуни.
Ручка осталась у меня в ладони. Дверь начала крениться вперед, ее петли с лязгом посыпались на пол. Сама дверь упала с грохотом, эхом отдавшимся по всему этажу. Да что там, оно будто бы отдалось в самом остове здания. Я замерла, подавшись вперед, чувствуя, как на меня тянет плесенью из коридора за порогом. Я ждала, на виске у меня пульсировала жилка.
Переступив порог, я почувствовала под ногами что-то податливое и мягкое. Хотелось надеяться, что это заплесневевший ковер. Я слышала, как оно чавкает при каждом моем шаге. А под ним скрипели половицы, но шум был глухой, значит, пол не провалится.
Мимо тянулись запертые двери, и я спрашивала себя, что может за ними скрываться. И вот я уже различила шум, какое-то механическое гудение. Я остановилась. Это мое воображение? Я не знала, как определить, насколько он далеко — пятьдесят ярдов, сто или даже больше. Я снова рискнула двинуться с места. Распахнулась дверь, и я едва не взвизгнула, но в последний момент успела зажать себе рот ладонью. Сердце зашлось у меня в груди. «Ты до чертиков меня напугала», — хотелось мне сказать двери. С громким стуком она захлопнулась снова. Это все ветер. «Проклятый старый отель», — подумала я и бросилась бежать. По щекам у меня катились слезы. Впереди показался конец коридора.
Механическое гудение издавал патерностер. Справа кабины поднимались, слева опускались. Я помешкала, почти ожидая, что из недр здания поднимается Торгу. «Нервы и ничего больше, — сказала я себе. — Через несколько секунд я буду в вестибюле». И все равно я медлила, наблюдая за движением кабин и думая, что слишком уж все просто. Почему? Вверх-вниз ходили кабины. Торгу ведь не мог не учитывать возможность моего побега. Он наверняка предусмотрел, что я доберусь до патерностера. С другой стороны, он исключительно странный и непредсказуемый тип, попавшийся вчера на самую очевидную и глупую обманку.
«Может, он умер, — подумала я с внезапным приливом надежды. — Что, если я его убила? Нет, маловероятно. Кто-то же отнес меня наверх, кто-то приготовил мне завтрак. Разумно предположить, что он жив. Но он, возможно, в „деловой поездке“. Или ему все равно, сбегу я из отеля или нет? Вероятно, это даже избавит его от необходимости самому меня убивать. Даже если я выскользну отсюда, я все равно понятия не имею, как добраться до цивилизации. Я могу потеряться в лесу, стать добычей волков или еще каких-нибудь хищников; Вуркулаков, например». Я оглянулась назад. Дверь у меня за спиной еще покачивалась на ветру, слышались и другие звуки: шорохи и скрипы. А что на нижних этажах? Одна за другой спускались открытые кабины патерностера. Если я спущусь здесь, и греки меня застукают, то сначала увидят мои ноги. Спрятаться будет негде. Но время на исходе.
Я прыгнула в очередную кабину и почувствовала, как механизм слегка завибрировал, точно патерностер и впрямь ощутил дополнительный вес. Прижавшись спиной к задней стенке, я опустилась на корточки и приготовилась к нападению. Мимо проплыли один, два, три опаленных этажа. В недрах отеля что-то содрогнулось, и, ударившись головой о заднюю стенку, я выбросила руки вниз, чтобы задержать падение. Патерностер дернулся и остановился. Лампочка в потолке погасла. Долгое время я сидела, скорчившись в темноте, силясь уловить какие-нибудь признаки человеческого присутствия и не слыша ничего, кроме грохота пульса у меня в ушах. Кабина застряла между этажами. У моих ног разверзлась щель шириной в фут, в которую виднелся следующий этаж. Там было исключительно темно, и я не могла заставить себя туда заглянуть. Выше как будто безопаснее. Встав, я выглянула на плесневелую ковровую дорожку, завешенную битым камнем и мусором. На меня накатила клаустрофобия. Моя голова едва-едва пролезет в эту шелку. Пригнувшись, я снова посмотрела в темное пространство под ногами.
Возможно, это сбой в механизме. В старых зданиях такое случается. Наверное, где-го перегорела пробка.
И тут мне показалось, я уловила какой-то слабый звук, то ли человеческий стон, то ли вой ветра. Но нет, почудилось. Вокруг по-прежнему никого. Выбора нет. Придется пролезть в щель внизу и, извиваясь, как змея, выбраться на нижний этаж. Сначала я просунула ступни, потом лодыжки, колени и талию. Выгнув спину, скользнула вниз, ведя руками по потолку нижнего этажа. На ковер я приземлилась с заметным хлюпаньем и вспышкой эйфории — наиглупейшим ощущением свободы. Я буду жить! Но пока передо мной открылся лишь очередной коридор, новый упирающийся в тупик закоулок закрытых дверей и плесени. Меня передернуло.
Я оглянулась на патерностер. Кабина справа направлялась на верхние этажи. Кабина слева — на нижние. Жаль, что нельзя превратиться в провод от спутниковой тарелки, думала я, глядя на черную трещину, тянувшуюся, наверное, до следующего этажа. Жаль, что нажатием кнопки нельзя перенести свое тело в другое полушарие нашей планеты. Технология моей профессии мне сейчас не поможет.
Поднимающаяся сторона патерностера не вызывала доверия. Если кабина снова двинется, то скорее всего меня обезглавит. Я сосредоточилась на опускающейся. Расстояние между нижней кабиной патерностера и ковром у моих ног было небольшим, почти таким же, как щель между предыдущей кабиной и этажом выше, но я все равно просунула в нее голову посмотреть. Тело пролезет. Ногами вперед я стала извиваться вниз, спортивные штаны собрались складками у меня на бедрах. Сумочка зацепилась за какой-то выступ, и когда я дернула за ремень, ее содержимое с грохотом посыпалось вниз. Я снова присела, меня опять обуяла паника, и я стала поспешно собирать свой скарб: заметки, пакетик с арахисом, корка хлеба.
Усилием воли я заставила себя двинуться вперед. Мысли мои словно выключились, а их место занял ритм физических действий. Из кабины в кабину я спускалась по патерностеру, точно ребенок по перекладинам шведской стенки. За пять минут я одолела три этажа. Ну не повод ли для гордости? После такого ползания я основательно перепачкаюсь, и картинка, которую тут же подбросило мне воображение (ассистент продюсера «Часа» с ног до головы перемазана гарью и слизью гостиницы бывших коммунистов), рассмешила меня и придала смелости. Этаж за этажом я спускалась. Сначала ноги, потом тело. Я уже не трудилась осматривать коридоры. Мне стало все равно.
Но стоны никуда не пропали. Они становились все громче, все человечнее, точно кого-то мучила боль. Нет, это лишь ветер. Непременно ветер. Я выбралась еще на этаж, смела кучу обрывков толя и еще чего-то горелого, и прыгнула. Но стоило мне приземлиться, как я невольно застыла. Меня обуял ужас. Стоны доносились откуда-то этажом ниже. И я четко разбирала слова, возможно румынские, возможно, скандинавские. Ветер слов не произносит. Мне вспомнился норвежец. Опустившись на колени, я вывернула голову посмотреть. Я не знала, что делать. Возможно, там мужчина, возможно, женщина. Вероятно, у неизвестного какая-то сделка с Торгу или какие-то личные отношения, но ни то ни другое меня не касается. Я хочу жить. А он или она скорее всего умрет.
