— Зуб даю! — воскликнул Сыдор. — Самый настоящий, сладкая бузина! Не зуб настоящий, а чародей! Уж можешь мне поверить. Мэтр Вукаш — мудрец, каких поискать! Рудознатец! Такого порассказать может, сладкая бузина! Одних книжек прочел…
— Ой, да брось, пан Сыдор! — Загорец засмеялся, запрокидывая голову. — Не велик я чародей. Рудознатец — да. В этом деле и опыт имею немалый, и многим правителям полезным оказаться могу.
Годимир покивал. Краем глаза он увидел вернувшегося Будимила. Разбойник стоял, прижимая к боку пузатую корчажку. Ждал, пока главарь с гостями наговорится всласть. Сыдор проследил за его взглядом. Доброжелательно взмахнул рукой:
— Давай! Чего стоишь?
— Свекольная… — виновато пояснил Будимил.
— И что с того, сладкая бузина?
Лесной молодец пожал плечами.
— Фу-у-у… Гадость какая! — воскликнула Аделия.
Годимир про себя улыбнулся — вспомнил, как пили свекольную Дорофеева изготовления. И взаправду, вонючая бражка, спасу нет! Зато голова наутро не слишком сильно болит.
— Так уж и гадость! — нахмурился Сыдор. Видно, тоже хорошо знал местную бражку. — Скажи, мэтр Вукаш! Ты — человек ученый.
— Брага плохой не бывает, — многозначительно поднял палец чародей, но от Годимира не укрылось, как передернулись его плечи под сукном зипуна. Значит, не слишком на хмельное налегать привык, а если и пьет наравне с прочими, то лишь в угоду Сыдору. Надо будет запомнить.
— Вот, сладкая бузина, слова истинного мудреца! Наливай, Будимил!
Брага, разлитая в глиняные чарки, пахла резко. Можно сказать, пронзительно.
Королевна скривилась и сморщила прелестный носик.
— Брагу, звездочка моя, не нюхают, а пьют, — ухмыльнулся Сыдор, а мэтр Вукаш лишь кивнул, одобряя его слова.
— Ой, подумаешь… — Аделия стрельнула глазами в Годимира и подхватила чарку, выказывая немалую сноровку.
— Скажи, мэтр Вукаш, — торжественно провозгласил главарь разбойников. — Ты как никто умеешь.
— Да надоем я вам скоро, друзья мои, — попытался отказаться рудознатец.
— И нисколечко! — возразил Будимил, встряхивая для пущей убедительности оплетенную ивовой лозой корчагу, а брат его, Будигост, замотал головой, будто пес, которому в ухо попала вода.
— За хорошие слова и выпить приятно, — подвел итог Сыдор.
— Что ж… — Вукаш огляделся, словно в поисках поддержки, не нашел и приподнялся. Даже не приподнялся — чай, не за столом, — а просто выпрямил спину, гордо расправил плечи. — Если не надоел, тогда слушайте. Давайте выпьем эту брагу — пускай вонючую, зато сладкую, — чародей хитро улыбнулся, — за будущего короля всего Заречья, пана Сыдора из Гражды!
Произнеся эти слова, загорец лихо опрокинул чарку в горло. Только кадык дернулся. Тут же зашарил, сдерживая подступившие слезы, пальцами по столу в поисках лука или чеснока — перебить шибанувшую вонь.
Годимир последовал его примеру, не задумываясь. Прожевал зеленую стрелку лука, кинул в рот суховатую корочку ржаного хлеба, щедро присыпанную крупной солью. Пожевал…
И вдруг осознал смысл произнесенных чародеем слов.
Король?
Всего Заречья?
Большую нелепость трудно сморозить. Даже здорово постаравшись!
Во-первых, в Заречье от седых древних времен не было единого правителя. Кто знает почему? Может, какие-то обычаи, отличные от словинецкого майората[27]некогда раздробили край? А может, наоборот, не сумели удельные князьки, каких было много в тех же Хоробровском и Лютовском королевствах, у загорцев и полещуков, в свое время объединиться? В прочих землях нашелся кто-то один (или не один, как например, Грозя, Лют и Хоробр, основатели словинецкой державности), кто сумел сплотить вокруг себя более слабых, или менее напористых и наглых, или не таких расторопных. А вот в Заречье каждый князь стал сам себе королем. Конечно! Звучит-то не в пример красивее и значительнее. Вот и сложилось так, что край, зажатый между реками Оресой и Словечной с востока и севера и горами Пологими и Запретными с запада и юга, состоял из нескольких десятков королевств. Маленьких. Некоторые за два-три дня пути конный преодолевает. Зато все как у настоящих. Правитель, столица, дворня, армия, стража пограничная. Интриги, войны… Государства эти сливались в следствие династических браков и разделялись между братьями (а иногда даже сестрами-королевнами), меняли границы в результате «кровопролитных» сражений между армиями в пятьдесят-сто дружинников, возглавляемых дюжиной рыцарей, которые, зачастую, приезжали из других земель. И никому пока не удалось объединить на достаточно долгий срок — ну, хотя бы на три-четыре поколения — больше двух сопредельных королевств.
Во-вторых, рудознатец прямо сказал — за Сыдора. А уж у лесного молодца корни явно не панские. Из вольных землепашцев или там охотников, бортников, ремесленников. Ну, на крайний случай, из более-менее зажиточного купечества. И вдруг — король всего Заречья! Пойдут ли за ним дружинники, рыцари, горожане, которые последнее время немалую силу набирают?
В-третьих, странно слышать здравицу будущему королю Заречья от загорца. Паны из Жулнов сколько веков наживаются на раздробленности и разобщенности северных соседей! С Хоробровым или с Басурманью не сильно-то повоюешь. Можно таких получить пенделей, что обрыдаешься. А проскочить через перевал, разорить пару-тройку деревушек, взять с налету какую-нибудь столицу, вроде Ошмян, обнесенных старинным частоколом, или Островца, в котором Годимир не был, но историй о нищете тамошнего короля Желеслава наслушался преизрядно. Покрасоваться с оружием перед малочисленными и слабообученными армиями. И убраться восвояси прежде, чем заречане успеют сговориться и дать достойный отпор. Милое дело! Редкий загорский рыцарь не участвовал в подобных налетах. Потому-то и не любили их в Заречье, как не любят кочевников, черных клобуков, в Дядичах, Чечевичах, Брожах.
Задумавшись, Годимир попытался сглотнуть плохо прожеванный кусок хлеба, поперхнулся, закашлялся, чувствуя, что задыхается.
Как в колодце, под водой…
Рыцарь нелепо взмахнул руками. Кажется, зацепил и опрокинул чарку.
Гулкий хлопок ладонью по спине бросил его вперед, едва ли не лицом в котелок. Сухой комок, застрявший где-то чуть пониже кадыка, выскочил. Живительный воздух ворвался в исцарапанное горло. Годимир вытер рукавом жака выступившие слезы.
Вокруг смеялись.
Раскатисто гоготали Будимил и Будигост.
Вежливо хихикал в кулак, бросая косые взгляды на Годимира, Вукаш.
Запрокинув голову, заливисто смеялся Сыдор. Шлепал себя ладонями по ляжкам.
Серебряным колокольчиком звенела Аделия.
