— Немного, но не могу назвать себя таким же знатоком, как вы или ваш дед, — ответил Таппен, — Завтра утром я первым делом поскачу в Хиллкрест-Хаус и привезу их вам.
— Благодарю вас, сэр, это очень любезно с вашей стороны.
— Ну-ну, давайте же сменим тему, господа, — нетерпеливо заявил Вронский, когда понял, что Таппен готов продолжить беседу. — Мы, джентльмены, знаем, что леди предпочли бы поговорить о последних модных новинках или о том, на каких балах они танцевали недавно. Они просто слишком вежливы, чтобы признаться в этом.
Кейт услышала, как Марко тихо фыркнул. При всех своих недостатках, этот повеса не был записным пустоголовом.
— Вы, вероятно, подлинный эксперт в том, что касается женского ума, как и во многих других вопросах, — холодно ответила Кейт.
Русский выпятил грудь.
— Я горжусь тем, что я просвещенный светский человек.
— Умоляю вас, мисс Вудбридж, назовите мне свой любимый цвет, — попросил Марко с преувеличенным трепетом густых и длинных ресниц. — У ваших дневных платьев есть каракулевые рукава, или вы предпочитаете последнюю парижскую моду а-ля грек?
Кейт втянула щеки, чтобы не улыбнуться.
— Что касается меня, я вряд ли отличу каракулевый рукав от куска жареной баранины.
Лицо Вронского неожиданно утратило свое самодовольное выражение.
— Полковник фон Зайлиг, вы не будете так любезны предложить мне руку, чтобы мы обошли комнату?
В конце концов, кокетство не столь уж обременительно, решила она. Пруссак был приятным джентльменом, и она ожидала дальнейшего обсуждения научных вопросов с ним.
— Я бы очень хотела услышать еще что-нибудь о фон Гумбольдте и его открытиях.
Марко подозревал, что легкая хромота Кейт вызвана не столько физической болью, сколько уязвленной гордостью. Он действительно должен был удержаться от искушения поддразнить ее, и не важно, что ее глаза, когда она бывала раздражена, загорались неимоверным блеском.
Но если он продолжит свои провокации, то рассердит не только Алессандру, но и лорда Линсли, который ожидал, что ничто не отвлечет его от порученного задания.
Дикий. Безрассудный. Теряющий остроту восприятия.
Оценка Линсли его недавних действий — сделанная маркизом с его обычной аналитической точностью — больно задела Марко. Он глотнул шампанского, пытаясь заглушить незначительное сомнение в своих силах. Но к черту проповедь начальника. Его обвинения несправедливы. Он, Марко, никогда не позволял своим пьяным разгулам влиять на дела. Шотландия стала исключением. Его нервы и его суждения всегда были остры как бритва.
— Лорд Гираделли?
Вронский ткнул его локтем под ребра и прошептал:
— Герцог разговариваете вами.
— Простите меня, ваша светлость, — извинился Марко, заставляя себя оторвать взгляд от изящного силуэта Кейт, которая то оказывалась в мерцающем свете, то выходила из него. — Я… я восхищался великолепным полотном на дальней стене. Это Тинторетто, не правда ли?
Клейн прищурился, словно подозревая, будто в действительности гость рассматривал нечто совсем иное.
— Да, это так, — мрачно ответил он. — Я спросил, интересуетесь ли вы политикой, сэр.
— Не очень, — небрежно сообщил Марко. — Гораздо больше меня интересуют художественные занятия.
— И вас не волнует, что случится с итальянским полуостровом в результате предстоящего конгресса в Вене? — поинтересовался Вронский. — Принимая во внимание ваши огромные земельные наделы, мне кажется, вам небезразлично, какие решения будут приняты там.
— Я оставляю это на усмотрение дипломатов, которые гораздо больше осведомлены о нюансах власти, чем я, — сообщил Марко, пытаясь говорить скучно и буднично. — Конечно, мне хотелось бы, чтобы Наполеон вернул те художественные ценности, которые выкрал из наших городов.
— Ручаюсь, что международная дипломатия не входит в сферу интересов лорда Гираделли, — вставил Таппен, который присоединился к их разговору. — В прошлом месяце он был дважды вызван на дуэль. Или трижды?
Вронский захихикал:
— Наполеон не единственный, кто приобрел хорошенькие вещицы, которые не принадлежали ему по праву.
Лицо герцога напоминало маску из гранита, что заставило Марко призадуматься, что тому известно относительно истин мой цели его присутствия. Не так много, решил он. Именно лорд Таппен попросил, чтобы имя Марко добавили к списку гостей. Но несмотря на положение барона в министерстве иностранных дел и его предстоящую поездку в Вену в составе английской делегации, он не был осведомлен о подлинной роли, которую Марко играл в секретной разведывательной службе лорда Линсли внутри английского правительства.
Ложь и притворство. К настоящему моменту они стали второй кожей для него, подумал Марко, расправив складку на рукаве фрака. Образ распутного гуляки, заинтересованного только в плотских утехах, за которым он скрывался, удерживал всех от серьезных вопросов по поводу его присутствия в Лондоне.
— Осмелюсь заметить, что поведение Гираделли будет отменным в этих стенах, — беспечно заявил Таппен. — Так что сокровища герцога в полной безопасности.
Подбородок Клейна заметно затвердел.
— Очень надеюсь.
— Скажите мне, Вронский, правда ли, что ваш царь ищет поддержки Пруссии для создания независимой Польши? — задал вопрос Таппен, пытаясь тактично сменить тему разговора. — Мы слышали, что в обмен на передачу нескольких своих прибрежных портов он согласиться на аннексию Саксонии.
— Сейчас ходит много слухов, — парировал русский. — А скажите-ка мне, Англия одобрила бы эту идею?
— Ну что вам сказать… это будет зависеть от ряда нюансов…
Марко какое-то время прислушивался к развернувшейся дискуссии, затем извинился, чтобы отойти и поговорить с французским посланником, который со своей группой слушателей расположился в другом конце комнаты.
Кузен принца Талейрана, министр иностранных дел Франции Рошамбер, был одним из самых удачливых аристократов — его семье удалось избежать террора первых лет революций. С помощью могущественного родственника этот француз поднялся до влиятельного поста на дипломатической службе и в Вене будет представлять заново реставрированную монархию Бурбонов. Ключевой вопрос состоял в том, кто — Россия или Австрия — станет главным союзником Франции.
Марко заставил себя не смотреть на Кейт, которая проходила мимо нескольких других групп гостей. Неимоверно трудно держать в голове все имена и связи, даже не отвлекаясь. Это собрание напоминало партию в шахматы, когда международные посланники всеми правдами и неправдами старались занять выгодное место на доске, используя другие страны как свои пешки.
Баланс сил зависел от исхода конгресса, и один неверный шаг мог дорого обойтись Англии.
