– Мы что, в трясину полезем? – забеспокоился пан Борживой.
– С таким провожатым, как Зимородок, – ответил Дубрава, – никакая трясина нам не страшна.
Зимородок почувствовал, что его загоняют в ловушку:
– Эй, погодите! Не нанимался я к вам провожатым! Мне бы свои дела расхлебать…
– Так ведь нам же по пути, – с обезоруживающей улыбкой объяснил брат Дубрава.
– По пути? А куда вы, собственно, направляетесь?
Дубрава махнул рукой в сторону болота:
– Туда.
– Туда? А что там находится?
В разговор вступила девица Гиацинта.
– Там находится конечная цель для всякого истерзанного сердца, – торжественно и тихо произнесла дочь Кровавого Барона. – Прекрасный город, живущий по законам Мечты.
Заслышав последнюю фразу, Вольфрам Какам Кандела саркастически засмеялся:
– Законы Мечты! Это неслыханно! Чушь. Закон есть закон, и не о чем тут мечтать. Где закон, там не до мечт.
– Мой мечт – твоя голова с плечт, – вставил Гловач.
– С точки зрения философии счастья, которую я имел несчастье преподавать, – хмуро заметил Освальд фон Штранден, – сочетание Законности и Мечты – вполне допустимая парадигма. Пример: законный брак по любви. Я берусь доказать это с цифрами и фактами в руках.
– Увольте, – пропыхтел пан Борживой. – У меня от ученых разговоров начинается изжога.
Философ с кислым видом покосился на него и пожал плечами:
– «История и Философия Счастья» – тема моей магистерской диссертации. Я думал, может быть, кому-то интересно…
– Нет! – хором произнесли судебный исполнитель и Гловач. Столь внезапное единомыслие повергло обоих в ужас. Рыхлая физиономия господина Канделы застыла, как желе на морозе, а Гловач подпрыгнул на месте, словно его ужалила оса.
Зимородок ощутил глухое отчаяние.
– Кто-нибудь может внятно мне объяснить, где этот ваш город находится?
В последующие несколько минут на Зимородка обрушился настоящий шквал сведений о местонахождении таинственного города, который лежал за морями, за холмами, а также за горами, за долами, за горизонтом (он же окоем), и вообще где-то там. Попытки уточнить, не является ли он бывшей столицей Ольгерда, ни к чему не привели.
Брат Дубрава объяснял так:
– Этот город – лучший на свете. Он чистый и светлый. Каждый дом стоит в своем саду. По вечерам из окон доносится музыка… Там много книг с картинками… Вообще, там все по-другому. Любимые чашки никогда не разбиваются, иголка не колет пальцы, сорванные цветы не вянут. Любая работа там в радость. Не хочешь работать – ну и не работай. Все красиво одеты…
– Ух ты! – сказала Марион. – И никогда не болеют?
Брат Дубрава внимательно поглядел на нее и ответил:
– Ну почему же? Иногда болеют. Только чем-нибудь несерьезным. И тогда пьют горячее молоко с медом. А у постели сидит кто-нибудь из друзей и читает вслух книгу.
– Иногда там устраивают веселые шумные пиры, – ревниво добавил пан Борживой. – И это по-настоящему веселые пиры. Никто ни с кем не ссорится.
– Но есть и тенистые аллеи, где можно уединиться для раздумий, – добавил философ. – И никто не вломится к тебе, не потащит «развлекаться», когда ты сидишь наедине со своими мыслями. Например, составляешь трактат «О неотвратимости счастья». Никто не станет умучивать тебя банальностями. И вообще – там нет лавочников, и ты не обязан разделять их убогие радости.
– Да, лавочников там нет, – подтвердил брат Дубрава. – Им этого города просто не найти.
– А кто же там торгует в лавках? – удивилась Мэгг Морриган.
– Разные замечательные люди, – ответил брат Дубрава. – Например, кондитеры, книжники, рукодельницы, цветочницы. И все они знают толк в своем товаре, а при случае могут и научить…
Лицо Мэгг Морриган прояснилось.
– Впервые слышу о таком месте, – сказал Зимородок. – А где ты, брат Дубрава, узнал об этом городе?
– Видишь ли, какое дело, – начал объяснять Дубрава, – все эти вещи, о которых мы сейчас говорили, – все они существуют на самом деле. В них нет ничего такого, что было бы невозможным. Но в обычной жизни все хорошее щедро разбавлено всякой дрянью. И все-таки должно быть такое место, где дряни вовсе нет, а есть только одно хорошее. А раз такое место есть, то мы можем его найти.
После недолгого молчания Зимородок произнес:
– Все это очень убедительно, брат Дубрава, но одного я так и не понял. Каким образом из рассказанного вами следует, что вам со мной по пути?
Ответ брата Дубравы обезоружил Зимородка и выбил всякую почву у него из-под ног.
– Понятия не имею, – сказал брат Дубрава.
И Зимородок сдался.
Марион считала, что было бы неплохо порасспросить Людвига, который хорошо знал здешние места, но у нее не было возможности пошептаться с тряпичным сенешалем.
Если через болото и была когда-то проложена дорога, то сейчас от нее не осталось и следа. Зимородок шел впереди, осторожно пробуя почву палкой. За ним шли Дубрава и Гловач, тоже с шестами. Следом за лютнистом – Марион и девица Гиацинта. Потом – судебный исполнитель, философ и пан Борживой. Замыкала шествие Мэгг Морриган.
Дорога оказалась тяжелой. Почти никто из путешественников не был к этому готов. Зимородок знал, что часа через три раздадутся первые просьбы о пощаде. А через четыре, пожалуй, свалятся и самые стойкие. Разумеется, себя и Мэгг Морриган он в виду не имел. Поэтому он все время высматривал, не попадется ли удобное местечко для привала. Но, как назло, ничего подходящего не встречалось. Повсюду сырые кочки, гонобобель в человеческий рост, коварные трясинки, стыдливо прикрытые ядовито-розовыми мясистыми орхидеями. То слева, то справа что-то вдруг принималось утробно булькать и столь же внезапно затихало. И насколько видел глаз – ни одного признака жилья, ни человеческого, ни какого иного. Только один раз Зимородок приметил на значительном расстоянии сухое дерево, на котором хвостами вверх вялились четыре довольно крупные русалки. Холодный голос благоразумия не советовал ходить в ту сторону. А болоту все не было конца.
Вдруг Марион остановилась и ойкнула.
– Не останавливаться! – сердито закричал Зимородок. – Вперед, вперед! Что ты там увидела?
– Там рыба! – сказала Марион.
– Удивительная дура! – проскрежетал судебный исполнитель. – Иди, иди, из-за тебя нас всех засосет в трясину.
Слышно было, как сзади топчется, с чавканьем выдергивая ноги, пан Борживой.
– А вправду – рыба! – закричал Гловач.
Марион надула губы:
– Я вам, кстати, не дура.
Из зеркального «окна» действительно высовывалась рыба с крупной перламутровой чешуей и огромными выпученными глазами. Она плотно прижимала жабры и довольно высоко держала толстые розовые губы восьмеркой. Рыба не двигалась.
