От этой удручающей реальности у меня происходит раздвоение личности — очевидный признак моей полной неспособности к командной игре. Где они, те золотые дни, когда все, что от меня требовалось, — это спасти мир. Ни о чем другом мне думать было не нужно. Мир спасать — дело пустяковое. Не то что маму.
— Ладно. Но пусть только попробуют не взять нас на корабль, как только мы их курс пройдем. Даже если нам на него меньше недели потребуется.
Джон облегченно кивает. Скрежеща зубами, с головной болью, поворачиваюсь идти за солдатом.
— А где здесь столовая? А танк нас водить научат? А оружие ваше посмотреть можно? А взрывчатки у вас здесь много? — теребит его Газман.
— Столовая есть. К оружию доступ строго запрещен. Никаких танков. А про взрывчатку вообще думать забудь. Все понял, шкет?
Газзи страшно разочарован.
Ни к черту этот военный рай не годится.
32
Зная нашу историю, нетрудно предположить, что всяческие ужасы, катастрофы и катаклизмы в нашей жизни — дело обычное. И все же, когда на следующее утро будильник настойчиво зазвонил в пять утра, я поняла, что перед нами разверзлась новая, еще неизведанная страшная бездна.
Ночь мы провели в здоровенной перевернутой трубе, распиленной вдоль на две половины. Джон объяснил, что это называется Куонсет Хат.[11]Внутри было похоже на длинный гостиничный номер с низким потолком. В одном конце стояли восемь узких железных коек. Тотал мгновенно облюбовал одну из них для себя и Акелы. Я только отвернулась. Пускай. Все равно Надж теперь ее койка не потребуется.
Мы только-только спустили с кроватей ноги, как железная дверь загромыхала под чьими-то кулаками и тут же раздался басовитый крик:
— Рядовой Чад Воркман прибыл для исполнения обязанностей.
Раздраженно открываю дверь:
— Что надо?
На меня ошарашенно смотрит молодой, стриженный под горшок солдатик, проверяет номер на двери и так же бодро повторяет:
— Рядовой Чад Воркман прибыл для исполнения обязанностей. — И, подумав, решается объяснить. — Здесь должны находиться временные призывники. Мне велено отвести их в столовую, к кастеляну, а потом в комплекс БТКНС.
— Ребята, пора на БТ, — кричу я в темноту и бросаю через плечо рядовому Воркману: — В столовую мы готовы, а с БТ сам разбирайся.
— Вы голодные? — не понял он. — Столовая уже открыта.
Стая кое-как приковыляла к двери, и один за другим, взъерошенные и заспанные, ребята построились за мной. Бриджит и Джона приходится дожидаться: с их старомодными понятиями о том, что нельзя спать в одежде, они еще минут пять натягивают на себя штаны и рубашки.
— Тотал, не волнуйся, мы сюда принесем тебе поесть, — успокаиваю я пса, глядя, как он понуро семенит от двери.
— Да уж… Здесь тебе не Франция, — вздыхает он в ответ и вертит головой в поисках подходящего места пописать.
Тотал у нас стал завзятым франкофилом по той простой причине, что собак во Франции чуть ли не в каждый ресторан пускают.
Рядовой Воркман выпучил на него глаза, но смолчал и, нервно закашлявшись, повернулся ко мне:
— Форму вам выдадут после завтрака.
Игги ощупывает материал своих форменных штанов:
— Хаки мне не идет. Я лучше выгляжу в холодных тонах.
Если честно, хаки никому из нас не идет. А на Клыка вообще смотреть странно — он всегда только черное носит. Я даже рада, что с нами Надж нету. Она бы непременно стала ко всем приставать, выясняя, есть ли у них розовая форма или не найдется ли подходящей ленты для волос цвета хаки.
Рядовой Воркман громко ахнул, когда я достала перочинный нож и принялась делать длинные разрезы на наших новых рубашках.
— По уставу строго запрещается нанесение ущерба имуществу военно-морского флота Соединенных Штатов.
— Ты, паря, не волнуйся. Нам иначе крылья из-под рубашки не вытащить, — объясняет ему Игги. А Газман без всякого понимания ранимой души рядового Воркмана тут же демонстрирует сказанное: просовывает крылья в прорези и раскрывает их на все девять футов. А потом еще, для пущей убедительности, встряхивает перьями.
Рядовой Воркман становится серого цвета, от чего, как нетрудно себе представить, форма уродует его еще больше.
Построенный из металлических цепей забор высотой в семь футов отделяет БТ-комплекс от остальной территории базы. У ворот хмуро стоит с блокнотом высокий тощий солдат с рублеными чертами лица. Рядовой Воркман передает нас ему с рук на руки и моментально испаряется, без сомнения, моля Бога никогда нас больше не видеть. Ну и фиг с ним — он не единственный, кто не пылает к нам вечной любовью.
— Классные комнаты — за теми деревьями. Марш! — рявкнул нам вахтенный.
Вас, наверное, удивит, но мы не слишком сильны в маршировке. И строй мы тоже не больно умело держим. А если вы хотя бы мельком просмотрели все мои предыдущие рассказы, вам легко догадаться, как мы реагируем на приказания.
Причем на любые.
33
К тому времени как мы вошли в маленькую классную комнату с застланным линолеумом полом, я была уже на пределе. Классную комнату. Вечно меня стараются засунуть в какую-нибудь классную комнату. Это стало уже столь же предсказуемо, как то, что меня стараются кокнуть. И толку от этого так же мало, но кайфу мне в результате несравнимо меньше.
Я взрываюсь:
— Это просто свинство! Я тут за партой прохлаждаюсь, а моя мама, связанная, брошена в подлодке на дно моря! Черт знает что!
— Садись! — орет на меня инструктор.
С трудом заставляю себя опуститься на пластиковый стул, прикрепленный к металлической парте. Вычисляю, сколько силы потребуется, чтобы метнуть такую парту в окно, но в это время входят несколько других призывников. Все они, парни и девушки, с полными наивного ожидания и надежды лицами, молча рассаживаются по местам. Им явно уже вдолбили кучу ахинеи про дисциплину в военно-морском флоте Соединенных Штатов, и они старательно нас игнорируют. Но я все равно то и дело чувствую на себе их брошенные исподтишка взгляды.
Дядька в форме плюхает на стол стопку папок и выводит на доске мелом: «КЛТ Палмер».
Повернувшись, он презрительно оглядывает класс и замечает поднятую Ангелом руку.
— Простите, пожалуйста. Что значит «КЛТ»?
Она невинно хлопает глазами. Всем прекрасно известно, что Ангел — это непередаваемая смесь очаровательного белокурого херувима, сущего дьяволенка и еще чего-то совершенно необъяснимого. Но от этого только еще больше пугающего. Большинство видит в ней только славную маленькую девчушку. Их счастье — в полном неведении. До поры до времени.
