Костелло подумала, что предстоящее торжество уже не будет походить на праздник.
— А где мне найти Паулу? — спросила она, взявшись за ручку двери, и не ушла, пока не получила ответ.
В гимнастическом зале Брауна было шумно — шли занятия по аэробике. Молодые тела, затянутые в лайкру, ритмично двигались в такт музыке. В потных ладошках у многих были бутылочки с водой. Все это напомнило Костелло «Метрополис» Фрица Ланга.[7]Именно таким она представляла себе ад.
— Судя по тому, что Макалпин узнал от родителей, Элизабет-Джейн была кем-то вроде Марии фон Трапп[8]и матери Терезы. У соседки было немного другое представление.
— Да, ее картина не такая уж благостная, — согласилась Ирвин.
— По словам соседки, они похожи как две капли воды, так что найти ее будет не сложно. — Костелло обвела взглядом мерно качающиеся головы на беговых дорожках.
Поиски Паулы Фултон действительно не заняли много времени. Она и в самом деле оказалась очень похожей на Элизабет-Джейн: такое же невыразительное лицо, такие же каштановые завитки, такой же намечающийся двойной подбородок. Но, судя по потному лицу и мокрой футболке, она прилагала больше усилий, чтобы сбросить вес. Увидев удостоверения Костелло и Ирвин, она не удивилась.
— Подождите секунду. — Девушка сошла с дорожки и стащила через голову майку.
— Мы можем где-нибудь поговорить спокойно? — спросила Костелло.
Пауле не пришлось искать место — новости разлетались быстро. Один из сотрудников указал на дверь кабинета первой помощи. Костелло жестом попросила всех сесть.
Ирвин, казалось, никак не могла определиться, с чего начать, и Костелло хотела уже помочь ей, но Паула вдруг затараторила сама:
— Вы наверняка думаете, что это ужасно, что я здесь.
— Вовсе нет, — возразила Костелло.
— Я не могла оставаться дома. Надо было уйти. Уже начались разговоры о переносе свадьбы, но этого не будет, — она покачала головой. — Не будет!
— Мы вас понимаем, — сказала Костелло, — правда, Гейл?
— Ну разумеется, — Ирвин, наконец, обрела дар речи. — Элизабет-Джейн должна была быть вашей подружкой на свадьбе?
— Да, — скривилась Паула. — Я не хотела ее, но мы кузины и отец настоял. Семья, вы же понимаете…
Беседа прервалась — Ирвин опять замолчала.
— Паула, — решила взять инициативу в свои руки Костелло, — нам нужно побольше узнать о жертве, об Элизабет-Джейн. Полиции очень трудно, когда все рассказывают, какой идеальной была покойная. Какой она была на самом деле?
— Невозможной, — ответила Паула без запинки. — Я понимаю, что о покойниках плохо не говорят, но ей всегда нужно было быть в центре внимания. А добивалась она этого по-тихому. Ее постоянно раздражала прислуга, она не могла делать то, не могла делать это. Например я приглашаю ее, специально готовлю что-нибудь вкусненькое, а она: «Мне не хочется создавать проблем, но это я есть не могу». Ну, вы наверняка знаете, о чем я.
— Еще бы, — отозвалась Костелло, делая про себя вывод, что, Элизабет-Джейн, видимо, была пассивно-агрессивного типа.
— Я уже продумала цветовую гамму, — продолжала Паула, не в силах удержаться, чтобы не выплеснуть наболевшее. Такой поворот событий Костелло очень устраивал. — Я хотела, чтобы ее платье было пурпурным, потому что я заказала только красные цветы и все бы отлично сочеталось. Но на последней примерке она заявляет, что красное ей не идет и она хочет бирюзовое. Я сказала — нет, а она разрыдалась и тут, конечно же, все: «Ах, бедняжка Элизабет-Джейн!» — Она всплеснула руками. — А до свадьбы остается три недели, и мне надо перезаказывать все цветы. Только подумайте — бирюзовое! Портного чуть не хватил удар, и он заломил двойную цену за срочность. Мало того, Элизабет-Джейн идет в парикмахерскую и так стрижется, что надо менять головной убор! И еще сделала мелирование! Она превратилась в настоящее пугало! Даже ее родители, для кого она свет в окошке, и те разозлились. Я была готова задушить ее! — Паула испуганно прикрыла рот. — Я не это имела в виду. В конце концов она перекрасилась, но с платьем стояла насмерть.
Костелло сохраняла невозмутимый вид, а Паула открыла бутылку с водой, сделала несколько глотков и, вытирая губы ладонью, продолжила:
— Скажу еще вот что! Может, вы меня и осудите за такие слова, но я рада, что она не будет моей подружкой на свадьбе. И я ни за что не буду ее отменять!
Костелло улыбнулась:
— Думаю, вы поступаете правильно. Вот вам мой совет: это ваш день, и все, кто вас любит, захотят, чтобы так оно и было. А кому не нравится, пусть идут и устраивают так, как им хочется, свои собственные свадьбы, а в вашу не лезут. Жизнь слишком коротка… и ваша кузина теперь об этом знает лучше других. К сожалению.
— Спасибо. — Паула тоже улыбнулась и вытерла лицо рукавом.
— А у нее был кто-нибудь? У Элизабет-Джейн? — спросила наконец Ирвин.
Паула перестала вытираться и помолчала.
— Ну же, Паула, — подключилась Костелло. — Любая информация может оказаться полезной.
— Ладно. Мой жених не глуп, не выдумщик и не станет возводить напраслину. Он сказал, что Элизабет-Джейн хочет нас поссорить.
— Каким образом?
— Ну, она ему про меня рассказывала. Не то чтобы что-то плохое, но все-таки…
— Все-таки рассказывала? — переспросила Ирвин.
Паула кивнула.
— И она, похоже, все время с ним заигрывала. Но делала это так неумело, что он чувствовал себя в дурацком положении.
— А она когда-нибудь упоминала имя Том?
— Нет, насколько я помню. Если бы у нее кто-нибудь появился, я бы об этом узнала первой. Мне пришлось бы по-другому рассаживать гостей, чтобы он оказался на почетном месте.
— Спасибо. На сегодня, наверное, достаточно. А вам лучше принять душ, чтобы не простудиться.
Паула поблагодарила и вернулась в зал, чувствуя себя гораздо лучше.
— Похоже, у нас наконец есть потенциальный убийца, — сказала Ирвин.
— Если верить Пауле, то потенциальных убийц можно выстраивать в очередь.
— Три-ноль можно расценивать как оскорбление, — сказал Макалпин, закрывая спортивную страницу «Ивнинг таймс» и бросая газету на заднее сиденье «опеля», где уже валялись пустые пакеты из-под сока. Был поздний субботний вечер, и голова у него раскалывалась. Весь день он гонялся за призраком Элизабет-Джейн — женщины, у которой было мало врагов и еще меньше друзей, — и все впустую. Он взялся за ручку дверцы, но не открывал ее. — Все-таки надо завтра передохнуть, — сказал он, закатив глаза.
