Снующие между ними рабочие следят чтобы нигде ничего не запуталась и перетаскивают бухты готовых тросов между станками. Параллельно они мажут верёвки каким-то резко пахнущим составом, видимо, чтобы лучше склеивалось, а может быть наоборот, чтобы тросы не набирали в себя воду и вместе с ней лишний вес.
На какое-то мгновение я восхищённо замираю. Вот оно – высокотехнологичное маготехническое производство. Энергия пара используется чтобы приводить в действие все эти станки, освобождая человека для более важных дел нежели тупо и равномерно крутить барабан час за часом, день за днём. Паровая машина всё равно сделает это лучше. Сложись моя судьба по-другому. Если бы я не включился так плотно в революционную деятельность и успешно закончил инженерное училище, то вполне мог бы оказаться на каком-нибудь крупном производстве. Сначала в роли помощника, а чуть позже и сам стал бы инженером - властелином паровых машин, передаточных приводов и ременных передач. У опытного инженера-недомага любой маготехнический артефакт работает как самые точные часы. Поршни не изнашиваются, прокладки всегда герметичны, давление в топке поддерживается на нужном уровне, а какой-нибудь жалкий ременной привод, укреплённый силой напрямую или с помощью хитрой алхимии, может служить десятилетиями, не рваться и не перетираться.
Сложные технологические процессы всегда увлекали меня больше, чем подвиги на поле боя или необходимость возиться с людьми: подлечивая больных, убирая морщины у дам или возвращая мужскую силу престарелым ловеласам. Будущее за маготехническим прогрессом. Если бы я не был бойцом революции, то обязательно стал бы инженером. Может быть когда-нибудь ещё стану.
Тряхнув головой, сбрасываю очарование, охватившее меня от вида слаженной работы множества станков. Вглядываясь, более внимательно замечаю, что часть барабанов стоит отключенная от привода, а некоторые из них явно поломаны. Готовая продукция, то есть различной толщины канаты, сваливается в углу цеха, хотя им явно здесь не место. Вон и тележка стоит, чтобы возить на ней готовые бухты смотанных канатов на склад.
Странное дело, я тут стою уже какое-то время, а ко мне никто не подошёл, не поинтересовался кто я такой и что здесь делаю. Отдельные рабочие бросают не столько заинтересованные, сколько настороженные взгляды и продолжают заниматься своими делами. Тем более, что наметившееся в противоположенной стороне цеха оживление занимает их гораздо больше моей скромной персоны. Заинтересовавшись, подхожу ближе. Толкаюсь плечами с остановившими станки-барабаны и тоже подтянувшимися к общей толпе рабочими.
В центре толпы, её точкой кристаллизации, вокруг которой собираются люди с злыми и усталыми глазами выступает человек в некогда белой, а сейчас серой от пыли рубашке. Белым остаётся только воротничок. Из него торчит решительно настроенная, это видно по нахмурившимся глазам и плотно сжатым губам) голова. Голова молча слушает как рабочие забрасывают её вопросами про деньги и выплату заработной платы. Видимо у завода перед ними уже давно накопился долг по оплате труда и сегодня, в этот самый момент, рабочие твёрдо намерены получить если не часть задержанный оплаты, то хотя бы твёрдый ответ о сроках выплаты, не позволяя отделаться от них туманным «завтра» или неопределённым обещанием «в ближайшее время».
Представитель администрации, мне сложно определить кем конкретно является этот человек, с поджатыми губами и грустью в глазах выслушивает рабочих. Когда, наверное, каждый из них задал в различных вариациях одни и тот же вопрос «когда наконец будут деньги», он отвечает: -Денег нет.
Возмущённый гул вздымается и опадает. Я слышу в нём яростные нотки, но их немного. Пока ещё немного.
На многочисленные «вы ведь обещали!», «дайте хотя бы часть!», «семье есть нечего. Если сегодня не дадите, то завтра прямо здесь ноги протяну» и так далее, голова в белом воротничке и серой от пыли рубашке отвечает: -Денег нет. Их просто нет. Совсем нет. Возьмите часть заработной платы канатами, сходите на рынок, попробуйте продать там. Мне нечего вам больше предложить. Хотите – идём в администрацию. Вынесите оттуда мебель… которая осталась. Хотя, если честно, ничего там не осталось – на прошлой неделе продали последний приличный стол и тот за гроши. Мне нечего вам дать.
-Никому не нужны на рынке наши канаты, -возмутился стоящий прямо передо мной рабочий. -Их там столько, что хоть сам покупай. Последний крестьянин уже забор себе подвязывает «морской удалью». Это элитным канатом тройной алхимической обработки!
Толпа подтвердила его слова одобрительным гулом.
-Нет денег, не будет и работы, -выкрикнул кто-то.
-Нельзя останавливать завод, -голос головы в белом воротничке дрогнул. -Если сейчас остановимся, то потом никогда не начнём. И станки продавать не позволю – они наш единственный шанс.
-Не много ли на себя берёшь? Не позволит он!
-Поймите! -попробовал перекричать толпу белый воротничок. -Единственный шанс – попробовать продать всё то, что мы уже сделали. В Каменске канаты никому не нужны, но в других местах они по-прежнему требуются. У меня на столе полно заявок пришедших по телеграфу когда тот ещё работал. Наши канаты по-прежнему нужны! Но если остановить производство, то распродав всё мы снова останемся ни с чем и выхода уже не будет!
-Так давай, продавай свои канаты! Развози по заявкам!
-Если бы я только мог, -покачал головой белый воротничок.
Перепалка явно была готова пойти по второму кругу, а то и вылиться в рукоприкладство или чего похуже, поэтому я громко спросил: -А что, собственно говоря, мешает загрузить готовые канаты в поезд, отвезти их туда, где они требуются и там их продать?
Мой громкий, уверенный голос заставил толпу замолчать. Рабочие принялись оглядываться, гадая кто я такой.
-Если бы я только мог! -повторил белый воротничок.
Продолжаю настаивать: -Так что мешает?
-Понимаете, дело в том, -он задержал взгляд на моём лице явно пытаясь понять кто я такой, что здесь делаю и чего добиваюсь. Не сумев вспомнить меня, он уточнил: -Позвольте, кто вы такой?
-Боец революции. Безухов Клавдий! -я показал звезду у себя на рукаве решив раньше времени не трясти полученной от Вождя бумагой и не раскрывать свою настоящую роль и порученную мне миссию.
-Ваших всех постреляли Ершовцы, а кто остался, тех Комель сжёг, -удивился кто-то из рабочих.
-Стреляли, а не перестояли. Жгли, а не сожгли, -зло улыбнулся я. -Народное дело никому не задушить и не убить. Кто готов встать вместе со мной, товарищи? Кто готов бороться за общее народное счастье?
Сам не знаю, чего я ожидал, но опустившаяся на мгновение тишина меня неприятно удивила. Рабочие как-то даже отшатнулись в стороны так, что вокруг меня образовалось пустое место. Похоже сильно их здесь запугали разбойники и показательная казнь,
