Книга Война Поппи - Лорен П. Ловелл

Несколько минут спустя она, спотыкаясь, бредет по коридору в одной из моих старых потрёпанных футболок с надписью «Нирвана», которая доходит ей до середины бедра. Мой взгляд скользит по ее голым ногам, и я вздыхаю, пытаясь отогнать мысли, проносящиеся у меня в голове. Тот поцелуй. Это все равно, что сорвать пластырь. Я не целовал Поппи почти десять лет, с тех пор как мне исполнилось семнадцать. Я заблокировал все эти переживания, засунул все свои романтические чувства к ней поглубже, надеясь, что они никогда не вырвутся наружу, ведь я не мог причинить Коннору такую боль. И я ненавидел себя за то, что она ответила на это взаимностью, даже если изначально этого не должно было быть. Но теперь… один поцелуй — и все вернулось. Только на этот раз болезненнее на целую бесконечность, потому что это ощущение было омрачено чувством вины,

Она плюхается на диван, хватает пульт от телевизора и врубает его, переключая каналы. Я просто смотрю на нее, пытаясь что-то сказать, но вместо этого я опрокидываю бутылку.

— Снова выпьешь всю бутылку? — спрашивает она, пока ее взгляд прикован к экрану телевизора. Я пытаюсь притворяться, что ее разочарование не влияет на меня, но это полная херня.

Я выливаю остатки виски, бросаю пустую бутылку на пол и слушаю, как стекло катится по ковру.

— Да.

— Хочешь выйти на улицу и поискать, кого бы еще избить? — она качает головой. — Правда, это же удивительно. Ты — озлобленный пьяный драчун, — она хлопает в ладоши. — Молодец, Брэндон. Чертовски круто, — она икает.

О, да она в ударе. Дело в том, что Поппи может быть милейшей девушкой, пока кто-то не оскорбит ее чувства. И тогда единственное, что она пытается сделать, — оскорбить твои чувства в ответ. Хотя я, блять, не существую сейчас. Она не может меня ранить.

— Ну, от меня вроде большего и не ждут, не так ли?

Она фыркает. Поппи с такой силой жмет на кнопки, что пульт трясется каждый раз, когда переключает каналы.

— Ты мудак, — очередная пьяная икота. Она смотрит на меня, и я не могу не ухмыльнуться. Дерьмово, когда Поппи злится, но, черт возьми, она такая милая, когда пьяна.

— Посс, я всегда был мудаком.

На ее губах мелькает улыбка, но она тут же качает головой.

— А теперь, когда ты выходишь на ринг, Брэндон Разрушитель Блейн… — она хихикает, а затем прикрывает рот ладошкой, чтобы изобразить ревущую толпу: — Ударь его в лицо, Брэндон. — Теперь ее голос больше похож на визг надоедливой шлюхи: — Если ты убьешь его, я сяду тебе на лицо и рожу тебе внебрачных детей, Брэндон. Кровь меня так возбуждает, — она смеется, а затем качает головой. — Глупые женщины.

Я сжимаю губы, чтобы подавить смех.

— Ты почти ревнуешь, опоссум.

Она поворачивает голову и смотрит на меня.

— Да забудь ты уже о себе, Брэндон. Мне напомнить тебе, что не я тебя поцеловала? Так что засунь это дерьмо насчет ревности куда подальше.

Я отвожу взгляд от нее, уставившись на кофейный столик.

— Это была ошибка. Я был… моя голова не в порядке.

— Твоя голова всегда не в порядке, — она проводит руками по лицу.

Мой маленький внутренний демон поднимает свою уродливую голову. Стиснув зубы, я борюсь с собой.

— Да, — мой взгляд возвращается к ней. — Чертовски верно. И я говорил тебе тысячу гребаных раз бежать от этого так далеко и так быстро, как только сможешь. — Но я не хочу, чтобы она убегала. Эгоистичный ублюдок. — Если ты не можешь выдерживать вид ударов и крови, убирайся к черту с дороги.

Она вздыхает.

— Почему ты это сделал?

И вот вопрос, на который я не могу ответить. Все, что я знаю, так это то, что Поппи олицетворяет собой что-то хорошее, счастье, лучшие времена. Я одновременно люблю и ненавижу ее за это. Я хочу оттолкнуть ее и одновременно прижать крепко к себе и не отпускать. Все в ней становится палкой о двух концах. Но я знаю, что в те драгоценные секунды, когда она поцеловала меня в ответ, я познал мир.

— Я не знаю, — честно шепчу я. — Друзья? — я протягиваю мизинец, и она с удивлением смотрит на меня, а ее взгляд смягчается.

Медленно она соединяет свой мизинец с моим.

— Всегда и навсегда.

— Обещаешь? — я чувствую себя обнаженным и незащищенным, цепляясь за нее, будто все начинается и заканчивается ею. Мне это не нравится.

— Я имею в виду, что только что пообещала это на мизинце. И, кроме того, я привыкла к тому, что ты мудак. Потребуется намного больше, чем это, чтобы заставить меня ненавидеть тебя.

В том-то и дело, что, в конце концов, она возненавидит меня.

Поппи откидывается на подушку дивана, наклоняет голову и ложится мне на плечо.

— Быть ​​взрослым — отстой, не так ли?

Я обхватываю ее руками и прижимаю к своей груди.

— Да, когда мы были детьми, все было намного проще, — я целую ее влажные волосы, вдыхая аромат шампуня, смешанный с дождевой водой. — Помнишь, как мы забирались на дуб в твоем саду и швыряли дерьмом в Коннора?

Она хихикает.

— Да. Он так плохо лазил по деревьям.

— Я всегда говорил ему, что он выпал из эволюции, — фыркаю я от смеха.

— Однако он смог достать меня, когда я застряла.

— Да, но потом он упал и сломал себе обе руки, — я смеюсь, потому что он выглядел таким придурком, разгуливая по школе в гипсе. Тем не менее, все подписали ему гипс, и никто не вывел его из себя. Он был Коннором Блейном, другом для всех. Золотым мальчиком.

— Но это он и был. Всегда приходил на помощь, — на ее губах появляется едва заметная улыбка, я вижу, как на ее глазах наворачиваются слезы. Обхватив ее лицо, я провожу большими пальцами под ее глазами.

— Я чертовски голоден, — говорю я. — Хочешь пиццы?

— Конечно.

И вот оно. Версия злой Поппи продержалась всего пять минут. Как бы мне хотелось, чтобы все женщины были такими же. Жизнь была бы чуточку проще.

Я заказываю пиццу, и мы смотрим какое-то дерьмо на канале «Дискавери», пока она не засыпает на мне. Когда ее маленькое тело прижимается к моему, это утешает и успокаивает каким-то странным образом, но я не доверяю себе, чтобы заснуть в ее объятьях, поэтому выскальзываю из-под нее, беру на руки и несу в спальню. Когда я натягиваю