цвета.
— Да, насколько возможно.
Глори едва заметно покачала головой. Она научилась подавлять свои чувства в такие моменты, но всё равно вид сломленной девочки — маленького зажатого комочка на большом кресле — пробуждал в ней плохие воспоминания. Фейт собрала свои длинные светлые волосы в кулак и подложила их под голову, как подушку. Волосы были густыми и волнистыми, поэтому их надо было убрать, чтобы Глори сделала своё дело.
Фейт почувствовала жало иглы, коснувшееся её нежной кожи у линии роста волос, но не шелохнулась. Она впитала боль, как губка, и приготовилась к долгой процедуре. Посильнее свернулась в клубок, касаясь ладонями той части шеи, где была спрятана другая татуировка.
— А знаешь, — заговорила Глори сквозь электрический гул татуировочной машинки. — Мы с тобой как соль и перец, я и ты. Фейт и Глори1. Как будто нам суждено было встретиться.
— Наверно, да, — ответила Фейт, терпя головную боль, которая постепенно отступала в тень под натиском огня на шее.
— Можно сделать общую классную татушку — Вера и Слава. Милую такую, с завитушками.
Фейт уже представила себе картинку. Нарисовала её в своём воображении, но только не милую и изящную. Слово «Слава» окружал ярко-зелёный плющ, а «Вера» — стальная колючая проволока. И за её именем горела алая полоска, точно кровь, растекающаяся по коже.
Когда дело было сделано, Глори с помощью двух зеркал — спереди и сзади — предложила Фейт посмотреть на результат; но та не захотела, пока не пройдёт красный оттенок кожи. Это будет через несколько дней, но у Фейт возникло такое чувство, что она не взглянет на тату, пока боль окончательно не утихнет. Мысленный образ татуировки придаст ей терпения, а когда она наконец посмотрит на тату, от боли уже почти ничего и не останется
— Спасибо, Глори. Не думаю, что я вернусь.
— Никогда не говори никогда. Всё может измениться.
Глори потянула к ней руки, как бы демонстрируя все свои татуировки, но и одновременно для того, чтобы обняться на прощание. Фейт же просто подошла на шаг ближе, давая себя обнять.
— «Вера и Слава», — сказала она. — Запомни это. Ты и я.
Фейт не была так уж уверена, но ей понравился сладкий и нежный запах её кожи, как и крепкие, но в то же время ласковые объятия.
***
Часом позже Фейт, вернувшись домой, стояла в ванной. Держа в руке зеркало поменьше, она в раздумьях присматривалась в зеркало. Она думала не о новой татуировке, а о старой, на которую она впервые взглянула только через месяц или больше и впоследствии смотрела довольно редко. Но по какой-то неведомой причине она приподняла волосы не с той стороны. Случайно или же намеренно, не удержавшись? В любом случае, увидев раз, она уже не могла остановиться. Фейт подняла свои волосы вверх и посмотрела на красную кожу. В первый день татуировки особо не разглядеть. Всё кажется размытым, словно кто-то разлил чернила. Но общая картинка вырисовывалась, и Фейт не могла сдержать слёз. Две руки, держащие друг друга, запястья которых исчезали в её белокурых волосах. Линии были грубыми, но результат оказался мощным, как будто двое поклялись никогда не отпускать друг друга. И Глори, не удержавшись, добавила от себя крошечный стебель зелёного плюща вокруг запястий. Мастер добавила капельку надежды в символ скорби, которая смотрелась как белый голубь на фоне бесконечно-чёрного неба.
— Спасибо тебе, Глори, — прошептала Фейт. Ей понравилось. Ей стало легче.
Фейт сделала глубокий вдох и позволила волнам своих волос свободно упасть на плечи. Она взглянула на планшет и вспомнила, что должна была пойти и получить сыр и муку, как поручили родители.
А поручали ли?
Фейт закрутила свои длинные волосы в узел на затылке и слегка повернулась к зеркалу, позволяя себе вспомнить горькую правду. Она сама установила себе все эти напоминалки якобы от родителей ещё много месяцев назад. Фейт просто дублировала их по мере необходимости. Каждый день или два приходившие оповещения напоминали ей, что нужно сходить получить сыр и муку и вернуться домой до наступления темноты. Спустя доли секунд она понимала, что это не они. Но в тот короткий миг это было похоже на электрический гул иглы, татуировавшей её душу.
Она долго рассматривала рисунок на шее. Татушка была маленькой и надежно скрывалась за волосами напротив новой татуировки. Это была треснувшая ветка зимнего дерева без листьев. На ветке сидел лохматый орёл, смотревший вдаль, готовый бороться до конца, независимо от последствий. И он никогда не сдавался.
Её родителей нет. Уже давно. Они не умерли, не переехали каким-то образом в штат без неё. Они не оставили её из-за затяжного и крайне важного поручения, чтобы потом вернуться однажды в условленное время.
Нет, её родители не вернутся.
Её родители стали скитальцами.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Полевые Игры
Глава 9. Дезориентированная
П
олевые отчёты Мередит получала благодаря серии взломов планшетов (что было сделать не так-то просто), устным сообщениям и своим разведчикам. По большей части это были не очень хорошие новости. Переваривать неиссякающий поток удручающей информации она уже привыкла, но последний отчёт был не похож на другие. Он содержал сведения, которые могли изменить всё.
Десять скитальцев мертвы. Вошли одиннадцать, вышел только один.
Все известные ей войны начинались именно с этого. Прямой конфронтации можно избегать до определённого момента, если обе стороны готовы к переговорам. Но некоторые мероприятия являются очевидным вызовом. Их цель — чётко донести свои намерения. Одна сторона даёт понять другой, что условия изменились. Больше никаких увиливаний. Враг разжигает огонь войны, нравится ей это или нет. Мередит была одной из немногих, кто знал о надвигающемся противостоянии. Она знала все тайные планы и могла представить, как сильно изменится мир. Эту информацию она хранила как зеницу ока.
— Все, кроме одного? — переспросила Мередит. Она сидела посреди огромного и пустого пространства её тайного логова, о котором знали только её самые надёжные разведчики. Оно находилось ближе к Олд-Парк-Хилл, чем ей бы того хотелось, но так сложились обстоятельства, и ей пришлось смириться. Нужно было держаться как можно ближе к линии фронта, если
