жизни Кира почувствовала такую потерянность и такой страх перед окружающей её враждебной бесприютностью, что сама поразилась силе чувства.
- Сырник, - позвала она сипло, неуверенно. – Сырник, Сырник! Где ты, скотина блохастая?
За живую душу рядом она, кажется, отдала бы сейчас что угодно. Если бы это что угодно у неё в наличии было. И если бы кто-то вдруг в этом безлюдном месте вдруг захотел бы с ней на этот счёт поторговаться…
Блудная принцесса крепко зажмурила глаза и сжала кулаки: спокойно… спокойно… всё в порядке… Наверняка, медведь ручной. Цирковой… ну или что-то в этом роде. Тебя просто попугали, на понт взяли - жестоко, гнусно, садистки – но всё равно невзаправду это! Понарошку! Где-нибудь в кустах, небось, и дрессировщик прятался! Ага. Прятался и хихикал над её паническими визгами, похожими на верещание недорезанного порося.
Кира сглотнула и принялась яростно лупить по платью, отряхивая дорожную пыль.
Ну погоди, Ренатик… Дай только выбраться отсюда… Я тебе… Я с тобой…
Вдали послышался тихий, приглушённый расстоянием вой.
Сырник? Или… - Путница вдохнула и замерла, забыв выдохнуть… - Или… волки?
Забыв все свои недавние теории о цирковом медведе и спрятавшемся в кустах дрессировщике, принцесса зайцем метнулась к ближайшему раскидистому дубу и, проклиная неудобную одежду, с трудом вскарабкалась повыше от земли. Она замерла на сучкастой ветке, словно курица на насесте, вцепившись в неё судорожно сведёнными пальцами и уставившись бессонным взором в беспросветную черноту под ногами.
--------------------------------------------------------------
Глава 9
--------------------------------------------------------------
Эта мимолётная, как взмах крыла бабочки, июньская ночь показалась Кире самой долгой в её жизни.
Она так и не решилась спуститься вниз. А даже если бы и решилась, отбросив страх перед дикими обитателями Дикого леса, – вряд ли смогла осуществить эту сложную операцию, не переломав ноги, в непроглядной темени новолуния. Вряд ли смогла бы отыскать дорогу и не сбиться с неё, если бы захотела продолжить путь, и вряд ли смогла бы уснуть в высокой, мокрой от росы траве под дубом, вздрагивая от шумов и шорохов ночного леса.
Поэтому ничего другого, кроме как куковать на дереве, не оставалось. С каждым часом на выбранной ветке выявлялось всё больше разнообразных сучков и задоринок, о чём со стонами сигнализировали мягкие ткани седалища. Мученица ёрзала, шипела от боли в спине, растирала затёкшие ноги, шарахалась от носящихся в ночи летучих мышей и дрожала от холода.
Самое время было вспомнить о тёплом плаще и узелке с едой. Кира и вспомнила. А когда вспомнила, поняла, что с перепугу бросила их внизу, во время панического бегства на дерево. При мысли о недосягаемом перекусе желудок стиснули голодные спазмы. Принцесса шмыгнула носом – себя было бесконечно жаль. Хотелось даже поплакать. Но слёзы отчего-то не выдаивались. Тогда Кира стиснула зубы и погрузилась в сладостно-кровожадные мечты о мести. Ничего-ничего… Отольются кошке мои непролитые слёзки…
Как только небо посерело настолько, чтобы можно было различить нижние ветки и землю под дубом, изгнанница полезла вниз, с трудом управляя окостеневшими членами. На последнем этапе они всё же её подвели: вместо того, чтобы, элегантно повиснув на руках, спрыгнуть в щекочущую пятки траву, Кира, неудачно оскользнувшись, кулём свалилась вниз, сильно ушибив плечо. Засучив ногами и зашипев от боли, она схватилась за пострадавшую руку. Когда слегка оклемалась, медленно сползла со своего продовольственного запаса, на который угодила при падении с дерева прямым попаданием.
Развязала расплющенный узелок. В сыре и отсыревшем хлебе деловито хлопотали муравьи, воодушевлённые столь знатной находкой.
Кира застонала. Есть хотелось просто нечеловечески - живот урчал и брыкался, требуя подношения: надеюсь, ты не забыла, - напоминал он раздражённо, - что последний приём пищи у нас случился не далее, как во вчерашний обед! Да-да, это была та самая жёсткая свинина с капустой, от которых ты нос своротила, растыка!..
Да помню я, помню! Разорался… С едой всё непросто, ты же видишь. Сейчас хотя бы воды глоток. Да умыться. Да переодеться. Да спать завалиться в нормальную постель. Эх…
Принцесса развернула влажный от росы плащ и накинула его на плечи. Огляделась…
Дорога проходила рядом – дуб стоял от неё в десяти шагах, не более. На дороге мирно сидел Сырник и, пристыжено прижав уши, неуверенно шевелил хвостом. Как-то его встретят после вчерашнего предательства?
- Сукин ты сын… - сказали ему равнодушно. – Сыр будешь?
Не глядя, Кира отломила кусок с муравьями и бросила псу. Тот отскочил испуганно, но тут же привилял к подачке, обнюхал тщательно, презрительно чихнул на неё и снова опустил зад в дорожную пыль.
- Ну и чёрт с тобой…
Странница поднялась, кряхтя, и, потирая ноющую руку, выбралась на дорогу. Она поплелась по ней, убегающей в лесную чащу, без всяких мыслей и тревог. Надо идти – значит, будем идти. Авось, куда-нибудь и придём…
- Так ведь, собака? – спросила она Сырника.
Тот, расценив её обращение, как прощение, весело и звонко забрехал, принявшись нарезать круги задорного бешенства.
* * *
Приляг в тени.
Замри под пенье родника…
Ты слышишь тишину