Борщовъ Надеждѣ Сергѣевнѣ, указывая на нихъ обоихъ: — какая огромная разница между нынѣшними дѣтьми и нами, когда мы еще были ребятами. Насъ супъ ничѣмъ нельзя было заставить ѣсть, а эти вонъ какъ уписываютъ.
— Зачѣмъ ты ѣшь хлѣбъ? — спросила Лиза, обращаясь къ своему пріятелю. — Это не надобно.
— Какъ-же не надобно? — откликнулся гимназистъ.
— Такъ, въ Эропъ не ѣдятъ.
— То Европа, а то Россія.
— Вѣдь въ супъ положили хлѣбъ, — растолковывала
Лиза. — Это французскій супъ. Его ѣдятъ безъ хлѣбъ.
— А мнѣ всегда говорятъ: ѣшь съ хлѣбомъ.
— Это не такъ. Надо много ѣсть послѣ-супъ, а въ Россіи совсѣмъ не трогаютъ хлѣбъ.
Борщовъ слушалъ этотъ гигіеническій разговоръ и переглядывался съ Надеждой Сергѣевной.
— А ты знаешь, что? — спросилъ гимназистъ.
— Что?
— Теперь можно конину ѣсть.
— Что такой конина? — изумленно выговорила Лиза.
— Какъ-же ты не понимаешь: лошадиное мясо.
— Что-жь такой? Вездѣ ѣдятъ. Въ Парижѣ всѣ ouvriers.
— А ты ѣла-ли?
— Меня папа водилъ.
— И ты ѣла?
— Намъ давалъ котлетъ.
— И ты это не выдумываешь?
— Я лгать не умѣй, — отвѣтила строго Лиза.
Гимназистъ взглянулъ на нее искоса и немножко покраснѣлъ.
— Ну, я тебѣ вѣрю, — солидно выговорилъ онъ.
— Въ Парижѣ всѣ ѣдятъ, а здѣсь запрещается.
— Ха, ха, ха! — разразилась Лиза: — кто-жѳ можетъ запретить?
— Запрещается. А мы все-таки будемъ ѣсть…
— Кто? — спросила Лиза.
— Да вотъ я съ товарищами.
— Развѣ это такъ вкусно? — вмѣшался въ разговоръ Борщовъ.
— Говорятъ, что вкусно, — отвѣтилъ гимназистъ. — Мы согласились, чтобы пріучать себя.
— Пріучать? — переспросила Лиза.
— Ну, да. Мы всѣ въ студенты хотимъ идти, когда кончимъ курсъ.
— А вы въ какомъ классѣ? — освѣдомился Борщовъ.
— Въ третьемъ.
— А тебѣ зачѣмъ-же ѣсть лошадь, чтобы попасть въ студенты? — разсмѣялась Лиза.
— Вотъ ты все знаешь, а объ этомъ пе можешь догадаться.
— Нѣтъ, не могу, — протянула Лиза.
— Говорятъ тебѣ, мы всѣ въ студенты пойдемъ и будемъ своимъ трудомъ жить. Отъ родителей ничѣмъ не хотимъ пользоваться. А жить дорого.
— Ты знайшь? — спросила Лиза.
— Какъ-же не знать. Говядины фунтъ, хорошей, тридцать копѣекъ и дороже. Студентамъ нельзя ѣсть такой говядины. Мы будемъ кормиться дешевле.
— Ѣсть лошадь? — откликнулась Лиза.
— Да, конину будемъ ѣсть.
— Вотъ онъ какой, — отрекомендовала Лиза своего гимназиста, потрепавъ его по плечу.
И Надежда Сергѣевна, слушая разговоръ новыхъ дѣтей, повеселѣла, а для Борщова былъ настоящій праздникъ.
Къ концу обѣда онъ уже чувствовалъ себя совершенно въ своей семьѣ. Съ Лизой и ея пріятелемъ онъ вступилъ въ самые интимные разговоры. Онъ пригласилъ ихъ къ себѣ въ гости и обѣщался отправиться съ ними въ воскресенье за городъ.
Послѣ обѣда Лиза шепнула на ушко Борщову.
— Мама не захочетъ при васъ въ кровать, а ей нужно.
— Надежда Сергѣевна, — сказалъ Борщовъ — вашъ Лизокъ выдалъ васъ. Извольте безъ всякой церемоніи лечь отдохнуть, а мы будемъ продолжать бесѣду, если только моимъ друзьямъ не нужно готовить уроковъ.
— Завтра воскресенье, — проговорилъ гимназистъ.
— Мы будемъ говорить и читать, — добавила Лиза. Раздался звонокъ.
— Это мой семинаристъ! — вскрикнула она и бросилась въ переднюю.
И въ самомъ дѣлѣ это былъ Бенескриптовъ. Ѳедоръ Дмитріевичъ вошелъ торопливо, еле поздоровался съ Лизой и, подавая руку Надеждѣ Сергѣевнѣ, проговорилъ:
— Дѣла!
Увидѣвши Борщова, онъ улыбнулся во весь ротъ.
— А я у васъ былъ сейчасъ, чтобы узнать…
— Не волнуйтесь такъ, Ѳедоръ Дмитріевичъ, — сказала ему Надежда Сергѣевна: — мнѣ сдѣлано такое предложеніе… лучше я и не мечтала.
— Ой-ли? — вскричалъ Бенескриптовъ.
— Да, семинаристикъ мой прекрасный, — вмѣшалась Лиза: — этотъ господинъ теперь нашъ другъ, Онъ отыскалъ мамѣ чудесный работъ. Я все это вамъ разскажу потомъ; а теперь вы меня оставьте въ покоѣ. Я урокъ брать не буду, у меня гости, и мы вотъ всѣ трое хотимъ говорить и читать.
— Стало быть, дружескій союзъ заключенъ? — спросилъ Бенескриптовъ, глядя на Борщова и на ребятъ. — А этотъ молодой человѣкъ откуда? — спросилъ онъ, укалывая на гимназиста.
— Это мой пріятель, — откликнулась Лиза: — я его сама нашла. Онъ очень гордъ, что онъ гимназистъ, а мы съ вами сдѣлаемъ ему examen.
— Какъ я радъ, — заговорилъ Бенескриптовъ, глядя въ одно и то же время на Надежду Сергѣевну и на Бор-щова: — что вы теперь хорошо знакомы. Люди вы подходящіе, я это сейчасъ распозналъ. И вотъ такъ кстати случилось, что Павелъ Михайловичъ здѣсь; а я прибѣжалъ сообщить одно обстоятельство…
Бенескриптовъ остановился и поглядѣлъ на дѣтей.
— Лизокъ, — окликнулъ онъ: — вы-бы начали свое чтеніе.
— Начнешь… Вы что-же насъ гонитъ? Вы не хо-ить, чтобы маленькіе слушали разговоръ большихъ? Это мнѣ не нравится. Вы имѣйте des préjugés [4]. Это не хорошо. Мы идемъ. Саша, пойдемъ ко мнѣ въ комнату, я тебѣ буду читать книжку «Самопомощь». Ты слышалъ?
— Слышалъ, — отвѣтилъ гимназистъ.
И пара удалилась.
— Присядьте-ка, Надежда Сергѣевна, — приглашалъ Бенескриптовъ: — и вы, Павелъ Михайловичъ. Я прибѣжалъ къ вамъ точно угорѣлый. Вотъ какое дѣло. Надо мнѣ было съѣздить въ Царское. На одинъ поѣздъ я опоздалъ и поѣхалъ по варшавской дорогѣ. А оттуда со станціи шелъ я вмѣстѣ съ однимъ господиномъ. Онъ тоже кого-то провожалъ, а извозчиковъ не случилось. Ну, по дорогѣ мы разговорились, тары-бары; я ему разсказалъ, что пріѣхалъ недавно изъ-за границы, и про прежнюю свою службу такъ немножко. Вижу — человѣкъ бойкій, и виду такого авантажнаго, однѣ бакенбарды чего стоитъ. Я, грѣшный человѣкъ, Надежда Сергѣевна, думаю себѣ: не можетъ-ли, дескать, оный баринъ пригодиться на счетъ литературной работы…
— Моей? — подсказала Надежда Сергѣевна.
— Ну, извѣстное дѣло. Я и начинаю ходить вокругъ да около. Какъ-де трудно нынче самымъ что ни на есть талантливымъ женщинамъ…
— Ѳедоръ Дмитріевичъ…. — остановила Надежда Сергѣевна.
— Да, самымъ что ни на есть талантливымъ. Вездѣ нужны-де кумовство и протекція. Онъ ничего, такъ либерально разсуждаетъ, чувствую я, что человѣкъ новый и бывалый. Шпре да дальше, я, простите великодушно, Надежда Сергѣевна, называю вашу фамилію и вкратцѣ излагаю… ну все, что не касается вашихъ душевныхъ дѣлъ. Какъ только я имя ваше сказалъ и фамилію, онъ останавливаетъ меня и спрашиваетъ: «какая это Загарина? Не жена-ли того, который умеръ за-границей?» Она самая, говорю. «Давно она здѣсь?» Съ такого-то, молъ, числа. «Очень, говоритъ, пріятно слышать, а я уже собирался вызывать ее черезъ газеты».
— Вызывать? — съ нѣкоторымъ безпокойствомъ спросила Надежда Сергѣевна.
— «Да, вызывать, потому я имѣю до нея дѣло, къ большой ея пользѣ клонящеееся. Пожалуйста, дайте мнѣ ея адресъ.»
— Вы дали? — спросила Надежда Сергѣевна.
— Сообщилъ, видя, что человѣкъ по всѣмъ статьямъ добропорядочный; да вдобавокъ здѣсь, въ Петербургѣ, не укроешься, на то адресный столъ есть. Я потомъ немножко и пенялъ на себя, вы ужь меня
