я бы его непременно в тот момент бы употребил. На закуску, со словами “а это тебе должно понравиться”, он достал последний прибор красного цвета Boss Octaver и не ошибся, надо сказать.
Когда я его врубил – сразу понял – вот, что мне не хватало. Тропилло понял, что мне необходимо привыкнуть ко всему этому хозяйству, я сидел себе скромно в наушничках несколько дней и привыкал. Паломничество музыкантов не прекращалось – Тропилло все время кого-то записывал, и это не прекращалось ни на день. Я пиликал себе в уголке, открывая все новые и новые приёмы игры с этими заморскими приспособлениями, ибо известно, несколько они все облагораживают звучание. Мне же всегда основной толчок к композиторству давал именно звук, от него я заряжался энергией, порождающей в голове новые рифы и мелодии. До сих пор не могу понять, как же композиторы сочиняют музыку в голове? Нотами расписывают партии для каждого инструмента и только потом, только в живом исполнении они могут услышать написанное. Для меня всегда был первичен голос инструмента: как он звучит – то им и сыграешь.
За бас-гитарой пришлось ехать самому. Тропилло договорился, и я поехал на какую-то самую-самую дальнюю станцию метро встречаться с Гришей Сологубом. Ждать пришлось недолго, и вскоре показался знакомый силуэт без гитары. Вид у Григория был весьма потрепанный. “Ты извини, опоздал, всю ночь смотрели видик… ты слышал группу Дюран-Дюран? Вот и я слышал-то много, но не видел… а мы вчера смотрели… вот люди играют!!… Нам такого никогда не достичь”, – философски изрек Гриша.
– “Да ладно, мы еще и лучше сыграем”, – парировал я, на что Гриша не менее философски покачал головой: – “Ну, может быть, может быть… Знаешь, гитара тут рядом, недалеко, но вот пива бы нужно было бы прямо сейчас, вот, ты не против, как ты вообще, не против? Давай пива возьмем”. Гриша смотрел на меня в поисках понимания. Я понимал всё. Какие могут быть дела с утра, пока не выпил пива. Подошли к ларьку, народу не было, Гриша обрадовался, я взял кружечку, Гриша сразу две. Заговорили про запись: “на каких инструментах рубитесь? ааа…. а гитара? ооо! Гребень дал свой новый драгоценный Сквайер? Ого! Ну, конечно, Тропилле не откажешь. Значит, все записали уже, и остался бас. Хорошо, сейчас мы пойдем домой и возьмем. Мы купили, называется Фендэр Пресижн.” Покончив с пивом и заметно улучшив свое настроение, Гриша заторопился. Через пару домов мы куда-то пришли, откуда нам вынесли жесткий кофр, в котором находилось то, что мне было очень нужно. Мы сели в метро, и каждый поехал в своем направлении.
В студии открыли кофр: взору предстал прекрасный инструмент, такие я видел лишь на картинках. Это вам не советская бас-гитара и не самопал, я сгорал от нетерпения. Включили через BOSSовский компрессор – о чудо, звук был изумительным. Тропилло позвали в учительскую к телефону – звонил Лысковский из Архангельска. Приезжай, говорю, всё готово. Через буквально три-четыре часа я вышел на улицу Панфилова к стоянке такси на Среднеохтинском, ожидать Николая. Он появился спустя несколько минут – как доехал? нормально. Мы поднялись в студию, поставили вещи и Тропилло сразу же послал нас за клавишами, вновь к Странным Играм. Вот так вот всё в один день. Их репетиционная точка находилась на Марсовом Поле в здании Ленэнерго. На вахте нам объяснили как пройти. Мы двигались по длинным коридорам в указанном направлении и по мере нашего с Колей приближения к цели, нарастал ухающий низкочастотный шум, что говорило о том, что мы практически пришли.
Точка у Странных Игр была упакована – нам и не снилось. Николай Гусев, клавишник Игр, встретил нас со словами: “Ааа, это наши архангельские друзья? Ну вот, смотрите, вот инструмент. Кто клавишник?” Лысковский впитывал на ходу устное краткое руководство пользователя, а я разглядывал диковинные заморские комбики, фирменные провода и джеки. Поблагодарив от всей души Николая и вообще, всю группу Странные Игры, мы понесли здоровенный агрегат “Электроника” наружу, и с трудом поймав такси, погрузили его в багажник. Остаток дня я плотно осваивал бас, а Коля клавиши. Запись мы решили производить ночью, потому что днем у Тропиллы постоянный трафик – все время отвлекали, а ночью – самое то.
Имея в руках два качественно новых, для нас, инструмента, мы попали на волну совершенно свежего ощущения – это как с Жигулей пересесть на Мерс. За одну ночь мы записали с ним все партии клавишных и баса на все песни – именно так свежий звук действует на работоспособность. Сыграли хорошо, Тропилло похвалил – звук действительно был не детским. Сказал, что такой плотняк неплохо бы освежить в баньке, только денег вот… Мы двинулись в сторону бани, путь проходил мимо только что открывшейся пельменной. Взяли по двойной порции и сытые отправились в баню. Утром там тишина, никого нет – мы томно урчали в парилке о том, как круто все сегодняшней ночью записали, естественно – всегда бы нашли что переделать, но Андрей тогда изрек сакральное: лучшее – враг хорошего…
Под записанный метроном и это гитарно-клавишное великолепие мы очень быстро наложили Губермана – крайне убедительно и буквально за одну ночь. Мы ждали его из поездки с одной из групп, в которой он тогда участвовал. Приехал, мы поставили ему, он что-то себе записывал, а потом вдруг: р-р-раз – и все готово. Однако в двух композициях всё же сыграл я, уж больно любим мне этот процесс и сам инструмент. Я, как Суворов: “из всех музыкальных инструментов, особливо любо – барабан”. Выбрал две песни попроще: “От мозгов к мозгам” и “Межгалактический конгломерат” и забацал туда барабаны. А играл я очень сурово, серьёзно, и с таким лицом, что Губермана с Тропилло даже умилило. “Вот ведь, какой – самобытный русский талант!”, – сказал Женя Андрею, наблюдая за мной сквозь двойное студийное окно.
Походу возник вопрос об оформлении – я заранее позвонил в Архангельск Алексею Булыгину, своему другу из группы Аутодаффе – замечательному музыканту и художнику. Описал готовящийся альбом, название, почитал тексты, в общем, дал направление, и Алексей очень быстро нарисовал настоящую картину на обложку. Тогда вообще, всё делалось быстро. Не знаю почему, может, просто молодые были. Буквально через несколько дней, он передал нам картину в Ленинград. Мы припухли – надо же, сколь точное “попадание в десятку”. Практически всё было готово. Полностью готовые фонограммы
